Предыдущий кусок прошу считать недействительным
Главным героем эпизода станет Риффард.
Внизу, под плоскостями самолета проплывали белые, нереально красивые облака, а два двухсотдвадцатисильных мотора Renault Bengali R6 умиротворяюще мурлыкали «Тууу серрррра бонннн.. Все будет хорррошооо...» Только застывший в плетеном кресле человек не верил этой нехитрой песенке. Человек завли Марсель Риффард. Что с того, что он по праву занимает пост главного инженера и конструктора одной из самых знаменитых авиационых фирм Франции? Что с того, что он сидит в салоне сконструированного им самолета, получившего заслуженный успех? Да, его «Чайка», Caudron C.440 Goeland, в количестве более тысячи штук, и это не единственный его успех. «Самум», C.620 Simoun — ничуть не хуже, не случайно его купил друг, Марселя, романтик, пилот и писатель Антуан де Сент-Экзюпери. Но коммерческий успех — это еще не все. Может, его и не было бы, этого успеха, если бы в 1936 году Мишель Детруа не выиграл Кубок Томпсона на Caudron C.460 Rafale. Штучный «Шквал» принес марке славу, а массовые серийные машины закрепили успех. Война? Военное лихолетье с позором поражений осталось позади. Надменный Рейх, разгромивший войска Франции за полтора месяца, рухнул под ударами русских всего за неделю. С заводов Caudron в Бианкуре и Исси-ле-Мулине исчезли надутые немецкие чиновники, контроль над ними вернулся к прежним владельцам. Впереди была мирная жизнь, а значит — Франции понадобится много самолетов, именно таких, как «Чайка» и «Самум» - простых, надежных, летучих и, что особо важно в непростые времена — недорогих в эксплуатации. Эти самолеты как нельзя лучше доказывали верность концепции Риффарда: чтобы самолет хорошо летал, он должен быть легким. Вот только война показала, что эта концепция срабатывает не всегда... Его последнее детище, истребитель «Циклон», провалился, причем с треском. Оказалось, что для того, чтобы получить настоящего воздушного бойца, недостаточно поставить на отличную спортивную машину пару пулеметов. Что с того, что вместе с ним провалилась и вся теория легкого истребителя, поддержанная высокими чинами в штабе Armee de L'Air? И все же дело было не в этом. Прошлое — оно и есть прошлое, время залечит любые раны. А вот будущее...
Марсель видел это будущее всего пару недель назад. Тогда его попросили прилететь на авиабазу Жювенкур в Пикардии. Еще недавно с этого аэродрома взлетали тяжело нагруженные бомбами «Юнкерсы», «Дорнье» и «Хейнкели» Третьего Воздушного флота Люфтваффе, чтобы взять курс на британские острова. После июньского краха немцы исчезли так же стремительно, как и появились, оставив после себя две отличные бетонные полосы и десятки неисправных самолетов в ангарах и на летном поле. Среди них было немало реквизованных машин марки Caudron, и Марселю предстояло оценить возможность их ремонта и возвращения на службу Франции. На стоянке его «Чайку» встретил комендант базы. Он лихо козырнул, представился «майор Жан Тюлян» и предупредительно открыл дверь автомобиля. В этот момент с противоположного края аэродрома донесся нарастающий грохот.
- Это еще что?
- А... Это русские истребители. У них тут база, на той стороне поля. Вы еще ни разу не видели их техники? Тогда смотрите. Мы уже привыкли, а вам точно будет интересно.
Два стремительных остроносых силуэта скользнули по бетону взлетной полосы, сверкнули на солнце каплевидными фонарями пилотских кабин и, оторвавшись от земли как раз напротив Риффарда и его спутника, практически вертикально ввинтились в синее французское небо.
- Они называются «МиГ», - услышал Риффард. - По французски — L'instant. Не правда ли, подходит? Скорость, как мне сказали, две тысячи пятьсот километров в час. Представляете — вдвое быстрее звука! Полетели на патрулирование. Похоже, русские не очень доверяют джентльменам с той стороны Канала.
Лицо майора стало мечтательным. - Вот бы полетать на такой штуке... Интересно, когда у нас будут такие машины? Через полвека, или все-таки скорее? А вообще у русских масса всего интересного. Вот подождите, мсье Риффард, по плану минут через десять Ilyusha должен садиться. Это их транспортник. Может, прямо из Москвы, а может, и откуда-то подальше. Должен признаться — впечатляет. Эта зверюга может перевезти два средних танка на пять тысяч километров, причем со скоростью восемьсот километров в час. И говорят, у них и еще больше самолеты есть. Могут долететь до Америки с грузом в сто пятьдесят тонн. Но я это чудовище не видел, здесь для него бетонка коротковата.
Ил-76 действительно произвел на Риффарда неизгладимое впечатление своей мощью, впрочем, как и другие летающие машины, которые он увидел за те три дня, что провел в Жювенкуре. Ему даже удалось договориться с обходительным полковником, командовавшим русской базой, и в прямом смысле этого слова пощупать руками и сверхзвуковые истребители, и транспортные геликоптеры, которые русские ласково называли Mishka, и бронированные штурмовики, несущие больше бомб, чем американские «летающие крепости». Как авиаконструктор, он понял и оценил элегантную точность очертаний планеров фюзеляжей, почувствовал мощь спрятанных в мотогондолы турбин. Да, он видел будущее, и это будущее было прекрасным. Но он пока что не видел в этом будущем места для фирмы Caudron.
Вот и сейчас, под рокот моторов «Чайки», несущих его в Берлин, он снова и снова думал о русских и о том, что станет с компанией, ставшей частью его жизни. Русские... Да, русские. Нет, он видел, что у него на родине они вели себя, в отличие от бошей, вполне прилично. И они, похоже, не собираются становиться нацией, правящей миром — хотя с их могуществом они явно на это способны. Они даже готовы делиться знаниями и технологиями — и именно для этого они собирают в Москве лучших авиаконструкторов и глав авиастроительных фирм Европы. Но и своего они, похоже, упускать не собираются. В оплату они просят пакеты акций... Да, русские берут Европу, как опытный любовник берет понравившуюся ему женщину — вежливо, галантно, с цветами и подарками, но настойчиво, не допуская даже мысли об отказе. Что же... Он не раз говорил на эту тему и с Луи Рено, и с дремлющим сейчас в соседнем кресле Рене Кодроном. Весь вопрос в том, а что они, собственно, могут предложить русским? И в Бианкуре, и Исси-ле-Мулине работают отличные мастера, настоящие волшебники по работе с деревом и фанерой. Вот в том-тот все и дело. Фанера и дерево. Они плохо вписываются в мир огнедышащих турбин. Нет, какое-то время Caudron все равно останется на плаву. Например, к Рене уже обращались представители русской Федерации Любителей Авиации с просьбой продать несколько «Чаек» и «Самумов» для частных аэроклубов. Но это не та почва, на которую можно твердо опереться и уверенно смотреть вперед. Хотя, раз московские власти все-так пригласили их приехать, значит, на что-то рассчитывают?
В огромном зале аэропорта Темпельхоф их уже ждали. Молодой человек в деловом костюме слегка непривычного кроя вручил обоим билеты в цветных книжечках, выдал по пакету из какого-то шуршащего искусственного материала — с документами и проспектами для изучения в полете., и попросил погрузить чемоданы на тележку. В зале ожидания Марсель увидел немало знакомых. Вот вечно мрачный Вилли Мессершмитт с упрямо выдвинутой тяжелой челюстью слушает, как ему что-то рассказывает человек, больше похожий на банкира или пастора. Ба, да это профессор Эрнст Хейнкель! А внимательно слушает их разговор главный соперник Вилли, Курт Танк. Ну, этим опасаться нечего. Как он слышал, и Мессершмитт, и Хейнкель начали работать над реактивными самолетами еще до разгрома. А вот и тезка, Марсель Блох, что-то обсуждает с Анри Потезом. Этим и вовсе терять нечего — компании национализированы, да и цельнометаллические самолеты они начали строить еще в начале тридцатых. А вон и министр авиации Жак-Луи Думениль, и Пьер Кота, занимавший этот пост в правительстве Лаваля. Тем временем голос из громкоговорителя сообщил, что пассажиров спецрейса Берлин-Москва просят пройти в зону контроля безопасности, а затем на посадку.
Риффард прошел через рамку металлоискателя, предъявил людям в военной форме паспорт и содержимое портфеля и вышел на летное поле. «Вон туда, пожалуйста, и поднимайтесь по трапу в хвосте самолета» - сказал все тот же молодой человек в костюме. Действительно, из хвоста большого белого самолета, разрисованного голубыми полосами, опускалась вполне приличная лестницы. С уважением посмотрев на сопла трех двигателей, французы поднялись на борт. В самолете их встретила симпатичная стюардесса в форме, помогла найти свои места (место Риффарда оказалось у окна, в середине салона, прямо за крылом) и попросила положить ручную кладь на специальные полочки, а самим пристегнуться. Салон показался Марселю просто огромным. Интересно, сколько в нем мест? Ответ на этот вопрос он получил через несколько минут, когда женский голос с ужасным акцентом сообщил по французски, английски и немецки, что командир корабля и экипаж приветствует их на борту самолета Як-42 авиакомпании «Газпромавиа», выполняющего спецрейс Берлин — Москва. Далее пассажирам рассказали, что самолет имеет 120 мест, что полет пройдет на высоте девять тысяч пятьсот метров со скоростью восемьсот километров в час и что время в пути составит два часа пятьдесят минут. Два часа пятьдесят минут, мон дье, а ведь на в два раза меньшее расстояние между Парижем и Берлином "Чайке" понадобилось больше четырех! Риффард прослушал правила информацию о запасных выходах и о кислородных масках, выпадающих из потолка в случае разгерметизации (ну понятно, лететь на такой высоте без герметичного салона было бы невозможно) и прильнул к окну. Шум моторов усилился, самолет сдвинулся с места и покатился к началу бетонной полосы. Многие любят смотреть в окно в момент отрыва от земли. Но Риффард видел это тысячи раз, и его интересовало совсем другое. Он буквально впился глазами в ожившие аэродинамичесие поверхности на крыле — предкрылки, закрылки с дефлекторами, спойлеры и интерцепторы. И как только все тот же женский голос разрешил расстегнуть ремни, он тут же попросил Рене достать с полки его портфель и тщательно зарисовал все, что видел. Ну а теперь можно было и ознакомиться с бумагами, которые дали русские. Интересно, что же они придумали?
