Я видел ад
Даниил Книжица, белорусский пограничник.
Первый день войны
Человек с той стороны.
В тот памятный день мы с Витькой Калиновичем и нашей молодой овчаркой Индусом вышли в дозор - мы обучали нашу собаку работать в ночном рейде.
И когда мы шли по берегу Буга, вдруг появилась странная белая пелена. Она окутала всю реку и начала медленно подниматься вверх. Я посмотрел на часы - было 2.50 по нашему, минскому, времени.
- Что это такое? - удивленно протянул Виктор. - Что-то на туман не похоже.
Индус был того же мнения - пес прижал уши к голове и подвывал, прижимаясь к нашим ногам.
Действительно, странный туман поднимался все выше и выше к небу. Пока не образовалась дуга купола. Затем этот купол начал переливаться всеми цветами радуги! Мы завороженно наблюдали за ним.
Наконец сияние исчезло, и в тот момент поднялся сильный восточный ветер. Я посмотрел на часы - десять минут длилось отмеченное нами загадочное природное явление.
-Даниил! - Виктор тронул меня за обшлаг рукава - Ты слышишь? Там, у пшеков, что-то странное происходит.
Он был прав - у поляков слышался странный шум, рокотали моторы. Вдруг от польского берега Буга донесся плеск. Индус насторожился, потянул поводок.
- Нарушитель? - предположил Калинович.
- Так, внимательнее! - велел я. - Возможно, контрабанда какая? Если это наркокурьер, он, возможно, станет отстреливаться.
Кивнув мне, Витька - хвост* спустил Индуса с поводка, и мы побежали за собакой. На бегу я докладывал по рации:
- Фиксируем нарушение границы.
Тут Индус залаял и метнулся к выбиравшемуся из воды человеку в штанах и рубашке с вышивкой. Покрой одежды был какой-то странный. Может, он на заказ или дома шил?
Человек не сопротивлялся - он поднял руки и быстро, горячо заговорил, мешая польские и русские слова:
- Пан жолнеж - пограничник, меня зовут пан Тадеуш Спых, я из польской деревни Грязевка. Проше провОдить меня к пану официэру - у меня важная новость. Сегодня фашисты нападут на Советский Союз! Я видел - они собирают войска близ вашей границы! Много танков, пистолетов**. А когда я был рядом с рекой, я слышал, как летят самолети люфтваффе.
Витька растерянно посмотрел на меня. Я незаметно для поляка покрутил пальцем у виска. Деревенский сумасшедший, или из дурки сбежал - что с него возьмешь?
С неба донесся странный рокот - уо-уо-уо. Совсем как немецкие самолеты в кино про войну! А в сумраке за границей мы заметили какое-то движение. Чуть погодя низко над нами пролетел самолет с белыми крестами на черных крыльях.
- Немцы! - воскликнул поляк.
Тут до нас донесся грохот, земля под ногами затряслась. Небо осветилось - со стороны польской границы ударила артиллерия.
Зажужжала моя рация - на связь вышел начзаставы Сергей Руткевич - наш суровый и придирчивый капитан, мужчина лет под сорок, после гибели жены в автокатастрофе всецело посвятил себя погранслужбе - он не покидал заставу даже на ночь.
- Что такое, млять! - ругался он - Что происходит? А вы что отметили на границе?
- Командир - сообщил я - это война! НАТО напало. С нами какой-то поляк, он говорит странные вещи...
- НАТА? - поляк недоумевающе смотрел на нас - Гитлер, германы напали. Не какая-то ваша НАТА.
- Так... - голос командира построжел - Я уже поднял заставу в ружье. Приказываю вести наблюдение. К вам отправляю подмогу - десять бойцов с пулемётом и АГС.
- Иди вперед! - приказал я поляку и отвел его подальше от реки в лес, не выпуская из поля зрения ни на миг. Виктор остался вести наблюдение за польским берегом реки, спрятавшись в нашей нычке.
Вскоре на том берегу появились хорошо освещенные луной фигуры в форме фельдграу и знаками... СС. Эсэсовцы? Помилуй Боже! Откуда им взяться?!? Реконструкторы чертовы, что, так балуются? Странно. Ведь прошлым летом они уже приезжали на консультацию. И мы, помнится, тоже вместе с реконструкторами работали - показывали, как действуют пограничники. А польские реконструкторы не стали бы устраивать такие глупости, как моделирование перехода границы. И почему луна такая яркая? Вроде она должна быть в другой фазе да и располагаться как-то иначе... И к тому же на горизонте на востоке... Не понял? Рассветает?
Эсэсовцы тащили с собой резиновые лодки.
- Так - докладывал по рации Калинович - Они спустили лодки, плоты, идут к нашему берегу. Все вооружены.
- Жди. Если они дойдут до середины реки...
- Есть. Жду.
И вот раздался предупредительный выстрел.
Послышался голос Калиновича:
- Вы нарушили границу Республики Беларусь. Приказываю немедленно прекратить действия по пересечению границы и вернуться к себе. Иначе будет применено оружие на поражение.
Эсэсовцы, плывшие в лодке, недоуменно завертели головами, один вскинул винтовку, раздался выстрел.
Со стороны, где прятался Калинович, протрещала автоматная очередь. Несколько фигур упали из лодки в воду.
С той стороны затрещали выстрелы. Перепуганный поляк, прижавшись к земле, шептал молитву. Я перекинул мой автомат на одиночные выстрелы, выцелил какого-то стоявшего на берегу немца, который, размахивая руками, отдавал приказы. Выстрел - и немец упал.
Десять минут спустя к нам подошла подмога. По немцам ударил огонь из пулемёта, АГС и "калашей". Эсэсовцы поспешно отступили.
Командир отделения, сержант Романов, хмуро распорядился:
- Калинович, Книжица, забирайте поляка и следуйте на заставу!
Бой
Рассвело. Мы с Калиновичем прибыли на заставу и теперь отдыхали рядом с пулеметом, на дне нашего окопчика.
От границы слышалась пальба и взрывы - немцы гвоздили артиллерией позиции группы Романова. Сам Романов, отбив три атаки немцев, отступил на заставу. Он привез трех тяжелораненых и двух убитых.
Всем стало ясно - началась война. Был разбомблен в пух и прах мемориал, установленный на месте довоенного здания нашей погранзаставы, пострадала соседняя деревня Пасивка - оттуда с известиями прибежал сын нашего пограничника Сергея Небогатова. Кроме того из деревни пришли два десятка мужчин и присоединились к пограничникам. И теперь бойцы поспешно занимали боевые позиции. Даже семерых пограничников, только что вернувшихся из ночного дозора, и тех приставили к делу.
Сейчас капитан Руткевич допрашивал доставленного бойцами из другого дозора, Иваном Сергийчуком и Петром Брониславским, немецкого офицера со знаками отличия гауптмана. Сам гауптман Алекс Вайс попал в плен так - его группа попыталась высадиться на наш берег, но была уничтожена ребятами, а сам немец легко ранен.
Пан Тадеуш, накормленный и получивший смену одежды, сейчас дремал в предоставленной ему по распоряжению командира комнате.
Наконец командир вышел к нам, утирая пот с лысины красным клетчатым платком.
- Только что связался с Брестом. В городе идут бои. Сначала мы считали, что напало НАТО. Но теперь, после допросов поляка и немецкого офицера, а также информации из других источников, приходится сменить точку зрения.
- И кто? - ребята недоуменно начали переглядываться.
- Фашисты напали. Из 1941 года.
- Не может быть! Фантастика! - зашумели солдаты - Переносов во времени не существует!
- Как там ни было - прибыли ли фашисты к нам из сорок первого или это мы провалились на место СССР 1941 года - но разбираться будем потом! - голос командира перекрыл гомон пограничников. - Сейчас главное - защитить нашу Родину от врага! Все готовы? Генерал Максимчук приказал мне - пленного немца, как "важную птицу", еще бы, офицер из мотопехотной дивизии СС "Рейх" и пана Спыха - отправить в ближайший город на БТР вместе с ранеными. Также БТР заберет из соседней деревни женщин и детей - поморщившись, распорядился он.
Солдаты бросились исполнять распоряжения. Погрузили раненых в БТР, затем в машину сели поляк и немецкий офицер в сопровождении пятерых бойцов. БТР выехал с территории заставы и скрылся за поворотом дороги.
В шесть часов утра над нашими головами появились "юнкерсы" в сопровождении "мессершмиттов". Началась бомбежка.
Бомбежка длилась, как нам показалось, много часов. На самом деле, как я потом определил по часам, прошло не больше минут пятнадцати-двадцати.
Мы все пережидали в наших боевых укрытиях, когда закончится рукотворный ад. Где-то далеко отсюда на востоке, на горизонте, полыхали зарницы орудийных выстрелов.
Что-то ударило меня в бок. Я глянул краем глаза - осколок авиабомбы вонзился в мой бронежилет.
- Спасибо, друг! - мысленно поблагодарил я спасший мою жизнь бронежилет.
Фашистские самолеты висели над нами - истребители барражировали в небе над нашей заставой, бомбардировщики пикировали, сбрасывая бомбы.
Внезапно два "юнкерса" вспыхнули огненными шарами, а немного погодя появился наш самолет - истребитель МИГ-29. Его напарник, видимо, действовал где-то поблизости - сами мы его не видели.
Истребитель атаковал фашистов. Сразу задымил "Мессершмитт", и нелепо крутясь в воздухе, полетел вниз, за лес. Следом истребитель одной - единственной очередью разнес в пыль третий "юнкерс".
Мессершмитты попробовали атаковать наш МИГ-29 - но где было угнаться древним винтовым самолетам за детищем конструкторской мысли двадцать первого века! Наш пилот походил на свирепого волка, ворвавшегося в отару овец.
Поняли это и немцы - они рванулись в разные стороны. Юнкерсы, изрядно поредевшие в числе - я точно мог сказать, что было сбито как минимум пять бомбардировщиков, поспешно удалялись на запад. Чуть поодаль них мчался на запад единственный уцелевший самолет из пяти "мессершмиттов".
Я навсегда запомнил сине-бледное лицо пилота одного из сбитых юнкерсов - полыхающий самолет в пике пролетел низко над нами и я хорошо рассмотрел фашиста - его губы шевелились: он не то матерился в адрес нашего летчика - "ферфлюхтерусишкёмпферпилотен", не то читал последнюю молитву.
МИГ-29, позже прозванный немецкими летчиками "последней молитвой аса", покачал крыльями в небе и повернул обратно на восток. А мы радовались как дети и ободряюще кричали вслед летчику. Тут послышалась команда начзаставы:
- Внимание! Противник производит пехотную атаку с поддержкой бронетехники!
Из леса показался какой-то странный танк. Да это же панцер-III! Рядом с ним пригибаясь, шли фигуры эсэсовцев в серо-зеленых мундирах с закатанными рукавами. Как же их много! Немцы шли пригнувшись, высматривая малейшее шевеление на нашей разбомбленной заставе. Постепенно они выпрямлялись и торопливо бежали к нам. Засвистели пули. Грохнул взрыв немецкого снаряда.
Рявкнул гранатомет "Муха". Танк, наводивший пушку на оставшиеся от нашей казармы руины, споткнулся, замер на месте. От него начал подниматься черный ядовитый дым, несколько немцев, посеченных осколками, упали. В то же время я медленно навел пулемет на врага. По фашистам ударила первая очередь, вторая...
Немцы залегли. Из леса по нам начала бить артиллерия. Мы снова укрылись в окопах. Под прикрытием артиллерии эсэсовцы продолжили наступление на заставу, хотя то там, то сям падали, нелепо вскинув руки, тела, за миг до этого бывшие живыми людьми.
Мы отбили пять атак, а во время шестой атаки немцы вбежали на территорию заставы. Начался бой. Кое-где уже происходили рукопашные схватки.
Мне в плечо с близкого расстояния ударила пуля. Я потерял сознание.
Четвертый день войны.
Добро пожаловать в ад, генерал-лейтенант!
Очнулся я в немецком госпитале где-то в Польше. За два дня меня кое-как подлечили и направили на допрос к немецкому генералу.
"Пауль Хауссер" - прочитал я на медной табличке кабинета. И сразу вспомнил все, что читал о войне или видел в музейных экспозициях, посвященных началу вторжения фашистской Германии на нашу Родину - этот генерал командовал той самой эсэсовской дивизией Рейх, которая сейчас поломала немало зубов о нашу заставу.
Генерал-лейтенант Пауль Хауссер, командующий дивизией СС "Рейх" удивленно разглядывал лежащие на столе автомат типа АКСУ, мобильный телефон, какие-то другие предметы, стоявший у его стола трофейный гранатомет "Муха", затем воззрился на меня так, как будто я был марсианским солдатом. Перевел взгляд на переводчика и начал допрос...
Данные из архива абвера. Под грифом "Совершенно секретно". Раздел "Необъяснимое"
Фамилия: Книжица
Имя: Даниил
Отчество: Петрович
Звание: сержант
Должность: командир наряда погранзаставы
Книжица родился 04. 08. 1980 года в Минске в семье военнослужащего. Он роста среднего, характер спокойный, обстоятельный. После окончания средней школы в 1997 году отправился служить в армию - по распределению военного комиссариата был определен в погранвойска. После окончания двухлетнего срока армейской службы, произведен в лейтенанты и направлен на заставу "Верность", где нес пограничную службу до самого 26 октября 2010 года (22 июня 1941).
Сам Книжица, как он утверждает, встретил войну на границе. На вопрос, как он отреагировал на появление группы немецких солдат, ответил странным заявлением о "баловстве "реконструкторов". На просьбу уточнить этот термин, Книжица пояснил, что так называют в странах бывшего СССР команды и клубы, которые воссоздают в мельчайших подробностях исторические сражения или отдельные фрагменты боевых действий. Есть течения эльфов и орков (уточнить! П.Х.)
Пограничники обстреляли группу солдат (при этом был застрелен роттенфюрер Иоганн Лихтенберг), а затем после подхода подкрепления, успешно препятствовали всем попыткам переправы через Буг немецких подразделений. Подавить действия пограничников удалось только с помощью артиллерии.
Сам Книжица в это время доставил на заставу задержанного на границе неизвестного (возможно, пропавший без вести гауптман СС Алекс Вайс? - согласно показаниям русского пленного, гауптман Вайс по приказу командира заставы был немедля отправлен в глубокий тыл).
Книжица же принимал участие в боевых действиях - вел пулеметный огонь по наступавшим подразделениям СС "Рейх". В ходе боя был ранен, захвачен в плен в бессознательном состоянии.
Доставлен в военный госпиталь, устроенный у деревни Ёжовка. После операции и лечения направлен на допрос к генералу Паулю Хауссеру...
Приложение.
Доклад штурмбаннфюрера Вольдемара Грабке.
Данная неприятельская погранзастава вела активный автоматно-пулеметный огонь и успешно применяла неизвестные типы вооружения. Пять атак было отбито, и только на шестой атаке удалось захватить укрепление неприятеля.
Кроме того, был замечен самолет противника (или два - показания свидетелей расходятся) неизвестной марки, который провел успешную атаку на проводившие бомбежку заставы "юнкерсы".
На заставе было обнаружено много вооружения неизвестных марок и типов - его эффективность демонстрируют потери, понесенные штурмовыми подразделениями в ходе боевых действий против заставы, продолжавшихся 4 часа вместо расчетных 60 минут.
Общие потери:
1 панцер-III
300 убитых солдат СС
1200 раненых.
Из-за необычности всех сопутствующих обстоятельств - как-то:
- обнаруженные в покинутой деревне брошенные машины, некоторые из них, если верить внешнему осмотру - выпущены в Германии (фирмы "Мерседес-Бенц", BMW)
- газеты, напечатанные "в октябре 2010" - как найденные в руинах заставы, так и в деревне.
- аппаратура непонятного назначения и миниатюрные переговорные устройства.
- несовпадение общих планов близлежащей территории с довоенными картами.
- я, Вольдемар Грабке, принял решение направить захваченных в плен раненых бойцов противника в расположенный в Польше госпиталь, чтобы обеспечить получение вышестоящим командованием более подробных данных...
...Закончив допрос, Хауссер указал на разложенные перед ним "артефакты"
- Что это такое, доннерветтер? Такого оружия я никогда не видел!
Переводчик, рослый немец со знаками различия шарфюрера, перевел мне его вопрос.
Я слабо усмехнулся, поморщился от боли в простреленном плече.
- Могила всей немецкой армии. В русской версте - для друга нашей страны - один шаг, а вот врагу каждый шаг придется оплачивать собственной кровью. Ведрами.
Хауссер мрачно переглянулся с переводчиком, что-то сказал.
- Господин генерал спрашивает, являлись ли бойцы вашего погранотряда элитной частью НКВД? - перевёл немец.
- Нет. Просто пограничная застава. А элитные части - вот где! - я махнул на сторону востока. - Сейчас они, не сомневаюсь, перемалывают ваших солдат.
Затем я неожиданно для себя загробным голосом произнес, глядя в расширившиеся глаза эсэсовца:
- Добро пожаловать в ад, генерал-лейтенант СС Пауль Хауссер! Не волнуйтесь, вашим солдатам хватит места в адских котлах. И для Гитлера тоже свой котёл найдется, когда мы до него доберемся.
Переводчик замахнулся на меня кулаком, но Хауссер движением руки остановил его и спросил:
- Но почему в 1939 году мы ничего похожего не видели у вас?
- Очень просто - продолжал куражиться я над фашистом - Прибалтика и Западная Украина с Западной Белоруссией - это МАЛЕНЬКИЕ боевые операции. Зачем демонстрировать вам НАСТОЯЩИЙ уровень боеспособности нашей армии?
- Следовательно, Маннергейм... - вырвалось у Хауссера.
Я ничего не ответил, только многозначительно пожал плечами и посмотрел вверх, как будто намекая, что, да, были некие секретные переговоры в ОЧЕНЬ высоких сферах.
Хауссер начал ругаться. Он схватился за стоявший на столе телефон и долго с кем-то говорил. Затем он зло посмотрел на меня, выпил стакан воды.
- Мы несем чудовищные потери! Мои мальчики потеряли только на границе несколько сотен солдат! - прошептал Хауссер. - Да, ваш Сталин достойный ученик китайских полководцев - "Хочешь победить врага - убеди его в своей слабости..." И мы все поверили вам, поверили - а теперь... - голос Хауссера потух.
Вошли два эсэсовца. По тому, как уважительно посматривали они на мою форму, я догадался, что они, видимо, участвовали в пограничных боях, возможно, даже с моей заставой.
Хауссер посмотрел на меня и на плохом русском проговорил:
- Возможно, шталаг научит тебя, как следует вести себя в присутствии представителя высшей расы, руссише швайн!
Так я оказался в знаменитом шталаге номер триста семь.
Колокола над Вислой
Пятый день войны
- Данька...
- Тшшш - шепчу я Сергею Иванцевичу, бойцу с нашей заставы, задержавшей фашистов на четыре драгоценных часов войны.
Тот кивнул, брезгливо отодвинул миску с какой-то бурдой и пододвинулся ко мне.
Иванцевич был сильно контужен во время бомбежки, а после боя его, без сознания, подобрали немецкие врачи - какой-то ретивый фашистский командир посчитал необходимым пощадить раненых. Да и немного нас, пограничников, уцелело - из сотни бойцов после сражения выжило примерно пятнадцать человек - так утверждал Желобкович.
Вместе со мной в Шталаг-307, Демблинскую крепость, близ города Бяла Подляска, попали четверо - Сергей Иванцевич, Иван Желобкович, Николай Петров и Адам Влодек, поляк из-под Минска.
Здесь же, в концлагере для военнопленных, оказалось множество самых разных людей - и советские солдаты 1941 года из "Белостокского котла", и милиционеры со собровцами из приграничных городов, и солдаты разных полков и бригад армий Беларуси, Литвы, Украины... и даже несколько натовских солдат, которых немцы взяли в плен в Литве. Зачем нас всех собирают тут - понятно каждому: немцам нужна информация...
Сергей кивнул и нахмурился.
- Даниил, как ты думаешь, сколько мы тут пробудем?
- Недолго. Месяц, не больше - если конечно не переведут под Берлин.
- А с чего им нас куда-то переводить?
Я постучал по лбу
- Информация, друг, информация. Мы можем дать им немало информации о том, что произошло, о разных непонятных вещах, которые они нашли в наших городах. А теперь рассказывай, что удалось разузнать?
- Тут сплошной винегрет. И наши пограничники, и городские менты, и мало того, красноармейцы из 1941 года... А кроме того, я беседовал с... Иванцевич растерянно крутит головой - моим двоюродным дедом - именно в его честь меня и нарекли. Он, как я знаю из рассказов родных, погиб в концлагерях в 1942 году. Под Белостоком, тридцатого июня сорок первого попал в плен, потом лагеря... В Освенциме он и сгинул...
- На этот раз не сгинет - тихо бросаю я. - Вытащим мы и твоего двоюродного деда, и всех наших, кто воевал и погибал тогда в ТОМ 1941... Очень у нас большой долг перед нашими предками...
Иванцевич согласно вздохнул.
- Понимаешь... Я не смог сказать деду, что мы все, что они строили, создавали, по сути дела, просрали! Понимаешь? Предали ради сладкой заграничной булочки и модных тряпок... Они ведь верили, что у нас в 2010 году уже коммунизм будет, счастье на земле... - тихо обронил он. - Будем строить города на Луне и Марсе...
- По крайней мере - кивнул я на перевязанную голову Иванцевича - тебе смотреть в глаза твоего двоюродного деда не стыдно. Мы тоже делали свое дело, может, не так хорошо, как они, но делали...
Мой товарищ слабо улыбнулся.
Я деловито перешел на другую тему.
- Еще в госпитале я надумал вот что... - и тихо изложил товарищу свой план. - И деда своего попытайся подключить к делу - закончил я.
- Хорошо - кивнул Иванцевич.
День шестой
В барак вошли два надзирателя.
- Номер 2467, номер 2469! - выкрикнул толстый немец. - На выход!
Мы - теперь просто номера. У нас больше нет имен. Имена остались там, на свободе.
Я поднялся вместе с Желобковичем с нар и мы оба направились на выход. Немцы конвоировали нас, держа под дулами шмайссеров.
Желобкович и я же бросали по сторонам быстрые внимательные взгляды, изучая расположение патрулей и казарм.
У приземистого кирпичного здания склада мы расстались - нас повели в разные стороны. Меня привели в комнату.
Высокий худой немец в белом халате ученого поправил очки на носу, приказал мне подойти и указал на стоявшую на столе микроволновую печь.
Вместе с ним в комнате двое - пухленькая блондинка-стенографистка с авторучкой - похоже, "трофейной", и пожилой мужчина со знаками отличия шарфюрера.
- Герр Отто Шмидт, технический специалист из берлинской лаборатории фирмы "Сименс" желает знать, как работает вот эта вещь? - пожилой перевел мне вопрос ученого.
Я заметил на столе у ученого пару бутербродов и начал:
- Герр Шмидт, вы позволите показать, как можно готовить еду с помощью микроволновки?
- Демонстрируйте - Шмидт старается не показать, как он заинтересован.
- Вот смотрите - я беру со стола пару бутербродов на тарелке, ставлю их в печь, включаю ее. - Это режим "поджарка"...
Всего пара минут и тосты готовы.
Немец буквально обнюхал бутерброды, откусил кусочек, повернулся к стенографистке и начал что-то диктовать ей. Переводчик же переводил ему мои объяснения.
Вошли два солдата с какой-то коробкой, поставили на стол и выслушав техника, забрали микроволновку.
Переводчик и стенографистка извлекли из коробки... - душа моя буквально запела при этом, - мощный радиопередатчик! Похоже, фашисты захватили его на каком-то военном складе у границы или разграбили магазин.
Я постарался скрыть обуревавшие меня чувства.
- Вот смотрите... - сказал Шмидт - Что это такое? Настолько я понимаю, этот аппарат, по-видимому, связан с радио. Я изучил несколько похожих аппаратов, найденных после боев на ваших заставах. Но я не обнаружил ни радиоламп, ни других знакомых мне радиодеталей.
- Радио очень изменилось за почти семьдесят лет, герр Шмидт - объяснил я и начал грузить его всей информацией из того, что знал и читал по истории радио за семьдесят лет
Мстительно усмехнулся про себя, заметив, какой сделался у Шмидта ошеломленный и потрясенный вид.
- Так, показывайте, как работать с этим вашим радиоприемником?
- Охотно.
Разбираюсь с радиопередатчиком, налаживаю его, ловлю то передачи из Осло - встревоженный голос диктора что-то говорит о баталии за Нарвик и десанте русских моряков на побережье страны, то Лондон передает, что их премьер-министр Черчилль в ближайшее время вылетает в Москву, то...
- Говорит Москва... - слышится из радиоприемника голос русского диктора.
А дальше... - замечательные для меня и моих товарищей по плену и горестные для немцев новости: на Украине в ходе боев освобожден город Львов. В результате операции спецназа захвачен нацистский преступник Роман Шухевич со своей любовницей, бывшей депутаткой львовского сейма Ириной Фарион. Российские войска завершили окружение танковой группировки фашистского генерала Гота в Вильнюсе, в Калининградской области началось наступление...
Помрачневший Шмидт, выслушав переводчика, распорядился, оборачиваясь к вошедшим солдатам:
- Увести его.
Ночь со дня шестого на день седьмой.
Узники барака не спали. Все, стараясь не шуметь, наблюдали, как в полуслепом свете лампы четверо парней режутся в карты.
Николай Петров, "из сорок первых", как у нас называли наших солдат из того 1941 года, назначенный "капо" - старшим по нашему блоку, стоял у приоткрытой двери, наблюдая в щель.
Наконец он тихо кивнул нам - патруль из двух солдат уже прошел, а следующий пойдет только через полчаса. Орднунг! В отличие от знакомой мне реальности, немцы не поленились, возможно, из-за нашего "особого статуса", вооружить внутреннюю охрану не только дубинками, но и парабеллумами. Что ж, это нам даже на руку.
- Начинаем! Всем ждать сигнала - проносится команда по казарме. И не в одной ней - везде, по всему лагерю, повторяется одна и та же команда, а кое-где душат и стукача-либераста - так с легкой руки "десятых" - людей из 2010 года, прозвали пошедших на службу к фашистам предателей. Осталось только как можно аккуратнее снять часовых на вышках.
Несколько заключенных то по одному, то по двое как можно незаметнее и бесшумнее выскальзывали из бараков - это бойцы, до войны служившие в СОБР и в спецназе.
Быстрые тени скользят мимо стен крепости, замирают, когда начинает гулять луч прожектора. Темнеют от крови кинжалы, отобранные у убитых надзирателей.
Луч прожектора быстро - тире-тире-тире - пробегается от стороны в сторону перед входом в наш блок. Это условный сигнал.
Мы, ранее молчаливые, покорные заключенные шталага-307, в одно мгновение превращаемся в грозную силу - теперь мы - солдаты. Солдаты России, какие бы ни названия она не носила в разные эпохи - Российская Империя, Советский Союз, Российская Федерация...
Все, что я помню из той яростной ночи - краткие, отрывочные картины. Короткий ночной бой с охраной концлагеря... С захваченных нашими бойцами вышек по фашистам бьют пулеметы. Немцы обескуражены, растеряны. Те из охранников, кому повезло выскочить из блока охраны и не попасть под кинжальный огонь пулеметов, как овцы, мечутся по территории концлагеря, а мы расправляемся с ними - и в этой сутолоке не обходится без жертв с нашей стороны...
- К складам! - бросил я Иванцевичу и Влодеку.
Мы вместе, пригибаясь, поспешили к складскому помещению, тому самому, где еще днем нас расспрашивали сименсовские техники.
Среди стащенных немцами в склады микроволновок, мобильников и прочей лабуды нашлись и несколько хороших радиопередатчиков.
Я начал набирать код нашей воинской части, к которой принадлежала моя погранзастава...
День седьмой
- Внимание! Воздух! - пронеслось по крепостной стене.
Где-то на западе загрохотала бомбежка, небо осветилось всполохами.
Сергей Тихонович, дед Иванцевича, схватился за винтовку.
- Не стрелять! - закричал я. - Это приказ!
- Но...
- Это наши! Наши вертолеты!
Чуть погодя огни бортовых прожекторов первого "мишки" осветили территорию Демблинской крепости и вертолет благополучно сел на плац, где обычно мы, военнопленные, выстраивались на утреннюю перекличку.
Открылся люк, показался человек - на его форме были погоны полковника.
- Так! - он деловито оглядел нас. - Молодцы! Какие же вы молодцы!
- Рады стараться! - гаркнул кто-то.
- Служу Советскому Союзу! Служу России! - проносится по толпе.
****
К утру в захваченную нами Демблинскую крепость прибыли пять вертолетов. Часом ранее звено бомбардировщиков нанесло авиаудары по близлежащим позициям немцев, а истребители очистили небо от "худых".
Вертолеты привезли зенитные установки, ящики с автоматами Калашникова, а также на них начали прибывать псковские десантники - бойцы третьей, пятой и знаменитой шестой рот. И командование намеревалось продолжать подбрасывать подкрепления.
Когда вертолеты увезли тяжелораненых и больных узников шталага, мы приступили к оборудованию огневых точек. Решено было, опираясь в том числе и на поддержку местного населения, удерживать крепость до подхода главных сил Объединенной армии.
Я же, несмотря на уговоры врачей, решил остаться, чтобы продолжать бить фашистов.
Вечер седьмого дня.
Минск. Республиканская клиническая больница. Отделение хирургии.
- Как мой сын?
- Прогноз благоприятный - вздохнула врач.
Ольга Ивановна утерла непрошеную слезу.
На рассвете первого дня войны БТР вывез ее вместе с сынишкой Петькой из приграничного военного городка. Муж Даниил остался на заставе. И вот уже как неделю от него не было никаких вестей.
На второй день гуманитарная колонна автобусов, на которой спасатели эвакуировали женщин и детей из зоны боевых действий, попала под бомбежку.
Фашистские стервятники вынырнули из-за леса неожиданно. Под первые же бомбы попал сопровождавший мирную колонну БТР, а затем три немецких "Юнкерса" начали форменную охоту на людей.
До сих пор в ушах Ольги звенели крики матерей и плач детей.
Тогда Петя был ранен - ноги мальчика, когда он с мамой бежали в лес от горящей колонны, изрешетило осколками разорвавшейся немецкой авиабомбы. Саму Ольгу ранило в плечо.
Только через десять минут, показавшихся бесконечными, стервятников постигло справедливое возмездие - один за другим они внезапно вспыхнули в воздухе.
клубами огня...
А потом потянулись скучные больничные дни...
Тут появился высокий человек в военной форме и накинутом сверху белом халате.
- Ольга Ивановна Книжица? - осведомился он.
- Да, это я - побледнев, сказала Ольга.
- Честь имею сообщить, что Ваш муж Даниил... - заговорил мужчина и подхватил теряющую сознание Ольгу. - Жив, он жив, ваш муж!
Эпилог. Средняя школа №33. Минск.
Даниил Книжица. Сержант-пограничник, боец белорусской Краснознаменной Берлинской бригады. Герой ЕАС.
Что рассказать про войну вам, дети?
Война - это страдание. Одно большое страдание.
Когда сидишь с товарищами в палатке и пьешь, пьешь обжигающий глотку польский самогон или 90% градусный спирт. Потому что в этот день погиб друг. Только что он стоял рядом с тобой, мечтал, что будет делать потом, после Победы. И в следующий миг падает, сраженный пулей немецкого снайпера.
Когда с матом вместе с товарищами выталкиваешь свой БТР, застрявший в грязи проселочной дороги.
Когда поднимаешь из колодца трупы расстрелянных отходящими эсэсовцами детей - которые совсем недавно жили в этой тихой польской деревне... Это сделали не люди - понимает каждый из нас. Помню бледное лицо молодого парня, который и обнаружил этот страшный колодец - он в отрочестве, бывало, рассуждал с товарищами про "баварское пиво". И теперь, у "колодца смерти" понял - не было бы ничего подобного. Просто потому что он никогда не родился бы. Но он родился - ибо те, кто сражался ТОГДА, наши деды, отдавали свои жизни за тех, кто будет жить ПОСЛЕ. Под мирным небом, с которого никогда не посыпятся бомбы. Он родился, потому что кто-то заплатил своей единственной неповторимой жизнью за чужую жизнь.
Человек рожден не для войны. А для мира. Не для того, чтобы бездумно просирать годы жизни, сидя перед телевизором, а для того, чтобы сделать картину Жизни красивее. Написать книгу, изобрести лекарство от страшной болезни, наконец, просто жить так, чтобы на пороге смерти, оглянувшись на прожитую жизнь, сказать себе: я жил не зря - и со спокойной совестью предстать перед Высшим Судией.
__________________
*Хвост - собаковожатый (сленг пограничников)
**Пистолет (польск.) - пушка
Виталий Рольщиков Тексты
Сообщений 1 страница 4 из 4
Поделиться12011-07-12 14:07:54
Поделиться22011-07-18 17:24:34
Вот мои наметки по Ивану Бунину. Коллеги, прошу помощи в проработке и дополнениях.
http://bunin.niv.ru/bunin/bio/dnevniki-bunina-8.htm - дневники Ивана Алексеевича.
Иван Алексеевич Бунин, русский писатель. Париж - Москва
Из дневника И.А. Бунина.
21. VI. 41. Суббота.
Везде тревога: Германия хочет напасть на Россию? Финляндия эвакуирует из городов женщин и детей... Фронт против России от Мурманска до Черного моря? Не верю, чтобы Германия пошла на такую страшную авантюру. Хотя черт его знает. Для Германии или теперь или никогда - Россия бешено готовится.
Послал телеграмму Алданову: "Pas nouvelles ni argent" {ни новостей, ни денег (фр.).}. 12 слов, 77 фр.
В городе купили швейцарские газеты: "отношения между Герм. и Россией вступили в особенно острую фазу". Неужели дело идет всерьез?
С некоторых пор каждый день где-то в Грассе ревет корова. Вспоминается Россия, ярмарки. Что может быть скучнее коровьего рева!
Одиннадцатый час вечера: швейцарское радио о падении Дамаска.
Туманный вечер, еще не совсем стемнело (ведь наши часы на 2 часа вперед), множество лючиолей: плывут вверх, вниз, вспыхивают желто-зеленовато, гаснут и опять вспыхивают; от них в деревьях, в тени темнее, таинственнее.
Когда фашисты вторглись на просторы России, Иван Алексеевич в это время находился на вилле «Жаннет» в Грасе (департамент Приморские Альпы).
Утром 22 июня 1941 года в 2 часа дня Иван Бунин сделал в своем дневнике такую запись.
"С новой страницы пишу продолжение этого дня - великое событие - Германия нынче утром объявила войну России - и финны и румыны уже "вторглись" в "пределы" ее.
После завтрака (голый суп из протертого гороха и салат) лег продолжать читать письма Флобера (письмо из Рима к матери от 8 апр. 1851 г.), как вдруг крик Зурова: "И. А., Герм. объявила войну России!" Думал, шутит, но то же закричал снизу и Бахр. Побежал в столовую к радио - да! Взволнованы мы ужасно. [...]
А вечером на виллу неожиданно приехал Отто Краузе, эмигрант из поволжских немцев - он эмигрировал из Саратова, бросив свои две булочные и прихватив только семейные драгоценности. Он поселился в Грассе, где теперь торговал хлебом.
- Герр Бунин, вы знаете, что фюрер объявил войну вашей России? Теперь-то немцы выгонят этих вонючих жидов и наведут у вас подобающий орднунг. Не понимаю, почему вы не работаете на нас. Германии нужны опытные люди, разбирающиеся в русских реалиях. - заявил он.
- Я уже говорил, и скажу на этот раз - я не намерен с вами сотрудничать, господа. - терпеливо, словно беседуя с слабоумным, пояснил писатель.
- Что ж - заметил Краузе - посмотрим, что вы скажете, когда доблестный вермахт вступит в Москву.
- Когда-то Наполеон вступил в Москву - и чем это закончилось? - усмехнулся Иван Алексеевич.
- У Наполеона не было танков... - скривился Краузе - До встречи, герр Бунин.
Бунин попробовал послушать на ночь советское радио, но оно молчало. Вместо него писатель поймал обрывки обращения какого-то президента Медведева. "...Шестьдесят пять лет назад... фашизм был разбит и знамя Победы взвилось над поверженным Рейхстагом... Враг будет разбит... - больше ничего Бунин не разобрал из-за ужасной слышимости.
- Шестьдесят пять лет назад? - изумился Иван Алексеевич - Может, ошибка, какие-то проблемы на радио? Как странно...
На следующий день в понедельник к Ивану Алексеевичу пришли французские жандармы. Для порядка они провели обыск, конфисковали пару подозрительных книг, но не стали арестовывать Ивана Алексеевича. Наоборот, один из французов, молодой полицейский, шепнул, оглянувшись на напарника:
- Гитлеру скоро будет... как у вас по-русски? Полное хана - и он провел пальцем у горла.
В газетах была только одна новость, заявление наступающих на Россию: это "la guerre sainte pour preserver la civilisation mondiale du danger mortel di bolchevisme". {святая война во имя спасения мировой цивилизации от смертельной угрозы большевизма (фр.).} печатались победные реляции ОКХ о наступлении на Минск и Киев. Турция, по утверждению газет, оставалась только "зрительницей событий". А вот в полдень радио вдруг начало передавать какие-то странные новости. То, что Англия вступила в военный союз с Россией, это следовало ожидать, но вот другие новости были очень странными... Сообщалось о том, что "русские самолеты нанесли бомбовый удар по Берлину и другим немецким городам" - и какой-то катастрофе в Пруссии.
А поздним вечером Иван Алексеевич снова начал искать в эфире советское радио. Он ожидал чего угодно - от новостей о боях на границе, падения некоторых городов - все-таки у Гитлера за плечами была огромная сила, сокрушившая всю Европу, предполагал даже, что Красная Армия отбила нападение и начала наступление, но это...
Это было невообразимо! Бунин наткнулся... на очень странную волну. Оно называлось "Радио Украины".
Среди звучащей малороссийской речи, Бунин с нетерпением вылавливал русскую речь.
Но то, что передавало обильно усыпанное ненавистными англицизмами радио, было непонятно. Провал в прошлое... разгром фашизма в 1945, сражение на границе... - многое оставалось совсем непонятным.
После этого невероятного известия Иван Бунин начал следить за событиями в России. Особенно внимательно он слушал радиообращения "Говорит Москва", которые передавало радио Украины.
Двадцать пятого июня Бунин услышал новости из Львова - немецкое радио передало речь какого-то местного националиста, в которой он восхвалял Гитлера, как "вызволителя Украины из-под москальского ига", обращался к украинцам с призывами вступать в УПА... и разумеется, заявил, что "Днепр станет красным от крови москалей".
Иван Алексеевич посмотрел на жену и постучал по лбу:
- Вместо мозгов у подобных ему кость. Лобно-теменная и очень толстая. Они не понимают, что Гитлера люди из будущего просто... хап - и съедят. - усмехнулся он и настроил радио на волну Киева.
Москва и Киев сначала передавали о ситуации на фронтах, передали интервью, взятое у какого-то немецкого военнопленного - тот все время стучал зубами и жалобно говорил: - Откуда у вас такая невероятная техника? Откуда такие удивительные самолеты и танки? Ведь нам говорили, что у вас плохие танки и никудышная авиация... а потом опять пошли новости.
- Интересно было бы увидеть, какой стала наша, русская авиация... - мечтательно произнес Иван Алексеевич. - и полюбоваться на запуск нашего спутника.
- А если тебе написать рассказ или очерк? - предложила жена - Вчера русское радио ведь передавало военные песни...
- Да - улыбнулся Бунин - Особенно мне понравилась "Священная война". Что ж, стоит подумать.
В тот же день жена обнаружила в полученной почте - наверное мальчишки-газетчики постарались, тетрадный листок с рисунком - громадный медведь в буденовке сидел, развалившись, у берлоги и ковырял в зубах. А рядом валялись разбитые танки, самолеты и всю эту горку венчал череп с усиками Гитлера.
Сам писатель внес короткую запись в свои дневники:
- Дело все страньше и страньше (Алиса в стране Чудес). В наше тихое спокойное время прибыли весьма шумные гости... Как изменился мир с их приходом. А вот куда подевался Сталин с остальными - не ведаю и не желаю знать - могу им только посочувствовать... Но что больше всего хотел бы я - увидеть Россию - и боюсь ее не узнать. Здесь Бунин немного поворчал - "опять эти отвратительные словечки самолёт, они бы ещё самоход придумали, хотя танк ни чуть не лучше. Похоже, эта Федеральная Россия по отношению к Советам, то же самое, что Третья Империя к Директории... Сегодня русские передавали об успехах в космосе. - что мне сказать? Я рад и горд, что именно мое Отечество первым распахнуло дверь в необъятную Вселенную...
Также Иван Алексеевич завел традицию - он расстелил на столике большую карту Европы и флажками отмечал на ней движение фронта.
На седьмой день он отметил в дневнике: "Освобожден Брест, идут бои за Львов. Гитлер оказался в положение мужика, с палкой напавшего на разозленного медведя".
День за днем Бунин взволнованно слушал радио, записывал в дневнике свои впечатления и передвигал флажки.
В Берлине произошел мятеж, но Гитлеру с помощью верных псов вроде бы удалось удержаться у власти. Однако было понятно, что это агония фашизма. От Германии сбежали все ее союзники - осторожный Маннергейм в первый же день войны, по его собственному выражению, "спрыгнул с отходящего поезда", Антонеску и Хорти по слухам, перебежали под русские знамена, а Муссолини горячо отмежевался от Гитлера и теперь разбирался с англичанами в Северной Африке. В Болгарии военные свергли профашистское правительство Филова и теперь болгарская армия занималась освобождением Югославии от фашизма, а русские полки высаживались в болгарских портах. Турция сказала "Да" на просьбу разрешить Черноморскому флоту пройти через проливы.
В начале июля пришельцы из будущего освободили Польшу, Норвегию, Грецию, русская морская пехота высаживалась в Дании и ее солдаты фотографировались на фоне Русалочки. Немцы в большинстве своем просто складывали оружие, но все же были такие, кто сопротивлялся... Появилась откуда-то некая организация "Свободная Германия" - она заявила о своей антифашистской направленности и горячо поддерживала русских. Русские войска, объединенные с... - к безмерному изумлению писателя с РККА и при поддержке мятежных немецких частей (получивших название "Фольксвермахт" и если верить противоречивым до наоборот сообщениям журналистов - надевших некую новую форму. Но судя по большинству фотографий, напечатанных в газетах, немцы предпочли попросту сорвать свастики и повязать на шеи и головы зеленые повязки. И разве что какие-то подразделения, да, щеголяли в новой необычной форме) - приближались к Берлину... За несколько дней русские при поддержке восставших партизан освободили всю Югославию - только в Хорватии по-прежнему шли тяжелые бои. Российская армия вступила на территорию Франции, а также было закончено окружение Берлина, из которого сейчас массами через коридоры убегало гражданское население, подавленное бесконечными бомбежками и бессилием берлинской ПВО.
И вот наконец наступил день, когда писатель Бунин увидел их. Новых освободителей Европы.
И.А. Бунин.
Иновремяне
Очерк. (фрагмент)
Шестая псковская десантная рота вступила в Грассе вместе с парой подразделений армии вишистской Франции.
Как и все жители французского городка, я вышел на дорогу встречать освободителей. Также я распорядился вывесить над виллой, где жил, трехцветный российский флаг. И вот издали послышалось гудение и на дороге к центральной площади появились странные машины на огромных колесах. На машинах восседали солдаты. Над первой машиной развевалось красное знамя РККА, на кузове сидели веселые красноармейцы, кто-то играл на гармони. Меня поразили их несколько неряшливая, хотя и ухоженная одежда, удивленные взгляды, с которыми они разглядывали французские дома.
А вот на второй... - я растерянно заморгал. - на второй сидели невообразимые люди.
Над ними реял российский триколор, по мне скользили отстранённо-любопытные взгляды из-за зеркальных очков, солдаты были облачены в мешковатую форму, в руках они держали странное оружие, впрочем, как и красноармейцы. У большинства солдат на головах были салатового цвета повязки на манер пиратов. И все-таки чувствовалось в них что-то - родное, русское...
И... хотя эти люди выглядели этакими плюшевыми медведями, но было ясно, что это обманчивое впечатление.
Да и если сравнить солдата 1812 года с солдатом 1914 годов... - первый покажется старомодным со своим зеленым мундиром и кивером, с своей старенькой однозарядной фузеей... - но этот солдат остановил победоносно шествовавшего по миру Наполеона. Перед которым трепетала вся Европа...
И красноармейцы и российские солдаты из такого далекого будущего, из начала 21 века были совсем не теми, кем казались на первый взгляд. Русский солдат остался прежним, несмотря на изменения в одежде. Ведь разве военная одежда создает защитника Отечества? Нет, это человек, защищая Родину от врага, прославляет свою форму.
И ведь именно эти воины в скромной форме салатового оттенка подарили нам будущее без фашизма. Будущее удивительных технологий и знаний. И это будущее так неожиданно пришло к нам, ныне живущим. Чтобы поклониться тем, кто некогда спас его от власти ненависти и уничтожения всех, кто не подходит под прокрустово ложе фашизма - и отдать свой огромный долг своим спасителям. Солдатам Красной Армии.
Письмо Ивана Алексеевича Бунина художнице Т.Логиновой-Муравьевой в Прагу.
Милая Танечка, очень, очень благодарю Вас за хлопоты, за письма, за поздравления. Дай Бог и Вам всего хорошего. Простите, что так поздно отвечаю - было очень много забот с нашим возвращением в Россию. Да-да, буквально неделю назад мы возвратились в так дорогое нам всем Отечество! Вера Николаевна (жена писателя) все промокает своим платочком глаза, никак поверить не может, что мы снова в России... Право, за многие годы совершено истинно гигантское дело! Лапотная, отсталая страна стала космической державой! И я нахожу, представляете себе, Танечка, что за одно то, что именно мы, русские, первыми запустили спутник, а также послали в космос человека, готов многое простить большевикам. Ибо они воплотили настоящую фантастику! Может быть иначе и нельзя было сделать, кроме как поднять страну на дыбы и перетрясти ее как следует - чтобы она изменилась, чтобы дух русский устремился к звездам...
Недавно меня пригласили на Байконур посмотреть на запуск ракеты - запускали на орбиту группу спутников связи. Также я читал в газетах, что мы хотим создать новую космическую станцию, где будут работать космонавты, а также планируется полет на Луну. Но это дело нескольких лет работы, а не ближайшего будущего. Было бы замечательно дожить до дня, когда я увижу фото нашего космонавта на спутнике нашей старой планеты... Я радовался как ребенок, когда ракета "Ангара", чем-то подобная русскому собору, величественно, с громом, поднималась на столпе пламени в небо. Попутно я удивлялся, почему рядом не торжествуют и не хлопают в ладоши...
Московские издательства как-то там, в кулуарах, договорились о гонораре для меня за все изданные мои книги - мне с женой подарили большой уютный дом в Переделкино (там еще при большевиках был устроен поселок для писателей). Правда, придется заменить этот высокий глухой забор, огораживающий мой новый дом от окружающего мира. А также издатели положили на мой счет значительную сумму денег, погасили все долги - теперь я могу больше не бедствовать и не просить, краснея от стыда, в долг.
И самое приятное, самое изумительное - это то, что школьники и студенты изучают мое творчество, и многие люди с легкостью цитируют отрывки из моих произведений.
Самое огорчительное и возмутительное - это то, что наш родной, русский язык, в годы, которые сами пришельцы из будущего называют "лихие девяностые" (как метко и точно подмечено!) подвергся ужасной вульгаризации, в него вошло чрезвычайно много отвратительных англицизмов, а также немалое число слов, какие можно услышать только от каторжан. И печально то, что даже девушки стали осквернять уста свои мерзкой бранью, что отнюдь не прибавляет им красоты. Убежден, что теперешнее падение нравов произошло во многом именно из-за вульгаризации русского языка. И я намерен опубликовать статью в защиту русского языка в популярных журналах. Теперь мы, носители того прекрасного языка, который был до революции, обязаны забыть свои обиды и возвратиться в Россию, чтобы врачевать ее раны, как заботливый сын помогает больной матери поскорей поправиться. Что касается нынешней нашей русской орфографии - здесь тоже требуется долгое и вдумчивое размышление - ведь Петр Первый тоже выбросил из нашего русского алфавита многие ненужные буквы - и сделал тем самым полезное дело. И требуется подумать как следует, ибо я помню еще дореволюционные споры по вопросам орфографии... И больше всего меня волнует, что несмотря на очистительный огонь прошедшей войны, в России в структурах власти и деловых кругах все еще встречается истинное быдло, подлое и вороватое, думающее только брюхом - "нажрусь сегодня, а завтра хоть трава не расти". И я опасаюсь, что они могут превратить Россию в бездушное подобие Америки - ой, как не хочется мне такого!
Что я отмечаю особо пристально - медицина достигла невероятных успехов. К примеру, Вера Николаевна сейчас принимает лекарства нового поколения и пошла на поправку. И я уже могу не так переживать за ее здоровье. Сам я планирую лечь на обследование в превосходный мединститут, а также подписал договор на участие в литературном турне...
В местных газетах я читал, что в Маньчжурии после переговоров с японцами начнет работу программа по возвращению белой эмиграции на Родину. И авторы ее правы - трудно будет нам привыкать к новой, совершенно другой России...
Вы, Танечка, великолепная художница, уверен, вам стоит принять участие в выставке картин Русского Зарубежья - так теперь называет местная творческая интеллигенция эпоху творчества наших эмигрантов - "Руси в изгнании". Эта выставка с следующего месяца будет проводиться в Третьяковской галерее...
Целую Вас сердечно и кланяюсь Вашему ученому мужу.
Переделкино. Подмосковье.
И. Бунин
Отредактировано Командор Кабанов (2011-07-21 16:36:32)
Поделиться32011-07-18 19:47:54
на шеи и головы красные повязки.
Все же думаю повязки будут не красные. Или черные, серые, зеленые (из собственных запасов) или хаки - если наши поделятся, а красный сильно привлекает снайперов, да и где столько взять кумача. 
Да и повязки на голову... не думаю, что они откажутся от касок... Так что думаю зеленые шарфы и нарукавные повязки.
Поделиться42011-07-22 19:48:45
Михаил Пулатович Муллоджанов, бригадир шоферов. Варшава.
День первый.
- Вы - кавалер Георгиевского креста? – с нескрываемым уважением спросил мой подчиненный, молодой поляк, рассматривая мой орден – скромный серебряный крестик — знак отличия Георгиевский крест.
- Да – кивнул я, вспоминая, как для меня началась война. Тогда весь первый день я и мои друзья - таджик Нуреддин и китаец Ли Фао слушали странные новости, которые передавало радио. А затем мы купили газету и увидели фотографии пленных немцев и разбитой фашистской техники. Узнали и о конфликте с Японией из-за "северных территорий". Увидели фото японских кораблей образца второй мировой войны... И мы поверили. Пришлось поверить. Ли Фао объявил:
- Я пойду в китайское посольство. Записываться в армию. У меня к японцам большой счет. У моего дедушки в 1940 году самураи убили всю семью - отца, мать и пять братьев и сестер. Дед был тогда маленький, он не мог мстить японцам. Вместо него буду мстить я.
Китаец попрощался с нами и ушел.
Я и Нуреддин переглянулись.
- Мой дед воевал. Дошел до Берлина и расписался на Рейхстаге - промолвил я.
- А мой погиб в плену. Майданек... - тихо произнес Нуреддин.
И мы оба, не сговариваясь, отправились в Перовский районный военкомат. Мне повезло – едва комиссар услышал про мою службу механиком-водителем БТР и не где-нибудь, а целый год в Афганистане в восемьдесят восьмом году и полученном при демобилизации из армии звании старшины, он распорядился выдать мне направление. А вот Нуреддина отправили рядовым в мотопехоту.
Мой «БТР» во время боев под Львовом попал в засаду – как рассказали мне потом друзья-однополчане, ее устроили тягнибоковцы из "Свободы", украинские фашисты, которые практически все перебежали под знамена Гитлера, едва только грянула война. Именно Тягнибок и преподнес немцам захваченный в первые дни войны украинскими националистами Львов на блюдечке с голубой каемочкой. За что руководитель «Свободы» и получил уже после войны давно заслуженную кару от народа Украины.
Под огнем противника я вывел бронемашину на удобную позицию… А дальше… я ощутил дикую боль во всем теле - меня тяжело ранило и я потерял сознание.
Очнулся я уже в военном госпитале в Купавне. Все тело ныло. Вай мэ! Как болит простреленный бок... Значит, я живой – констатировал я.
- Пить... - прошептал я.
Усталая медсестра с не выспавшимся лицом приподняла мою голову, поднесла к губам чашечку с носиком.
- Пей, пей солдат... - ласково сказала она.
Я глотаю слегка подогретую воду, снова откидываюсь на подушку, засыпаю. Просыпаюсь через некоторое время.
В палате, кроме меня, еще два парня - один сидел на кровати, вытянув загипсованную ногу, другой лежал на соседней кровати, его грудь забинтована, одна рука на перевязи.
- Ну и приложило же тебя! - заметил светловолосый, с раненой ногой. - Я Владимир. Под Кобрином ранило.
- Николай - слабо улыбнулся перевязанный. - В Прибалтике ранило, где-то в Латвии. У нас бой с латышскими нациками был, там меня и зацепило.
- Михаил - представляюсь я. - Под Львовом ранило...
Парни переглянулись. Владимир оживился.
- Там как раз наступление большое идет. Бьем фрица с его прихвостнями - бандеровцами в хвост и гриву. На границу уже вышли. Кстати, а ведь ты - узбек и вдруг Михаил?
- Тут целая история - вздохнул я. - Мой дед от Москвы до Берлина дошел. И у него был друг, русский, Михаил Сергеев. Они пулеметчиками были, воевали вместе. А под Берлином Михаил погиб - сразила его фашистская пуля. И дед мой поклялся, что первого же внука назовет в честь боевого друга - у деда дома пятеро детей росло, ждали отца домой. И когда я родился, дед настоял, чтобы меня назвали Михаилом.
- И никто не возражал?
- Нет. Родственникам имя понравилось - у нас похожее есть, Микал, а вот тётушка моя Гюльнара Маджидом называла, когда я был маленький.
- А как ты на фронт попал? - заинтересовался Николай.
Я задумался – а почему я поступил именно так, как поступил?
…Фергана, мой родной город, тихие домики в окружении садов, заводы... Потом 1988 год, мне двадцать лет, служба в Афганистане, водителем БТР. А потом лихолетье девяностых, смена разных профессий - от шофера до охранника... И наконец поехал работать в Россию. И так восемь лет я проработал шофером самосвала по разным стройкам... Пока не грянула война. И я пошел воевать. Как это когда-то сделал мой дед.
- Просто опять пришел фашист. – подумав, объяснил я. – Чтобы жечь и убивать, сделать всех нас рабами. Наши деды когда-то остановили его – а теперь нам настала очередь вернуть дедам наш великий долг…
****
В госпитале я пролежал три месяца. А самое яркое воспоминание - конечно же День Победы! Мы, раненые, сидели в очереди на перевязку, когда вдруг, возбужденно подпрыгивая на костылях, появился Владимир.
- Мужики, Победа!!! Фашистская Германия капитулировала!!! Только что по телевизору показали, как какой-то фон капитуляцию подписывает!
Что тут началось... Все, кто мог ходить, повскакивали с мест, обнимались, пожимали руки лежачим раненым, которых привезли на каталках и колясках. Радовались все мы - и "десятые", и "сорок первые" - солдаты 2010 года и солдаты 1941 года, привезенные в наш госпиталь из Белостока... А медсестры - и юные девчонки и строгие, поседевшие матроны, плакали. Кто от счастья, кто от печали... Вот такая пришла Победа в наш госпиталь...
В вечерних новостях я увидел совсем не одного из тех монстров, которые развязали самую страшную войну в мире, отдавали чудовищные приказы и умудрились даже дотянуться до нас, ныне живущих, через многие десятилетия. Бледный поникший толстяк - то был сам Геринг, с черными кругами под глазами, дрожащей рукой подписывал капитуляцию. Вот так наверное и должно выглядеть поверженное зло... - подумалось мне тогда. Спустя месяц после Победы мне вручили награды от России и Украины...
А после выписки из госпиталя я вернулся на работу в строительную компанию, где работал до войны. А вскоре попал в Польшу - компания выиграла согласно "Генеральному послевоенному плану" большой тендер на восстановление польской столицы - города Варшавы...
Из воспоминаний меня вырвал голос любознательного поляка.
- А это что за награды, уважаемый пан?
- Эта медаль - государственная награда Украины - «Защитнику Отчизны». Я ведь ее освобождал от фашистов. А вот эта медаль - «За боевые заслуги». Еще в советское время за бой с афганскими басмачами получена. - объяснил я.
Мысленно я вздохнул - руководство моего родного Узбекистана, может, и радо было бы наградить тех, кто сражался против фашизма, да крикуны всякие не позволяют...
Над стройкой прозвучал гудок - закончился перерыв.
- Пшепроше, пан - сказал поляк и поспешил к большому самосвалу.
Я с любопытством посмотрел ему вслед. Интересная личность сейчас работает у меня под началом. Обычный парень из-под Кракова. Человек как человек. Работает хорошо, веселый собеседник, а как быстро нашел общий язык с ребятней, которые с окрестных районов Варшавы бегают смотреть, как компания, в которой я работаю, возводит высокие монолитные дома. Где потом будут жить их семьи. Если не знать того, что знаю я, человек из будущего, про шофера из моей бригады - зовут его Кароль Юзеф Войтыла...
Что, изумлены? Да, тот самый будущий Папа Римский, Иоанн Павел Второй. А я сейчас не представляю, как беседовать с ним - язык то и дело норовит брякнуть "Ваше Высокопреосвященство" или как там правильно к Папе Римскому обращаться?
А вообще обстановка в Польше та еще... Как говорит наш прораб Петр Сергеевич: "гонор польский вспыхнул с ужасающей силой".
Правда, простые люди в огромном большинстве встречали нас цветами, записывались в Войско Польское - именно туда влились части молодой Гвардии Людовой, Батальоны Хлопские и большая часть умеренных из Союза вооруженной борьбы - у нас их, умеренных, по просьбе польского посольства из нашего времени, поименовали Армией Крайовой. А командовать всем этим объединенным войском поручили какому-то генералу Михалу Лыжвинскому. Вот с радикалами вроде Эдварда Рыдз-Смиглы и сейчас у наших гарнизонов и у поляков хлопот полон рот. Даже речь недавно избранного президента Польши Болеслава Венява-Длугошовского, прибывшего из Франции, мало помогла - в лесах до сих пор прячутся "рокошники", постреливают, дороги, бывает, минируют. Особенно на юге, где воюют бандеровцы из УНРА (ОУН-Р) вместе с перенесенцами из добежавших до любимых дедушек тягнибоковцев. Вот в самой Варшаве с того дня, как министром строительства стал Мариан Спыхальский, а мэром назначили кого-то из наших современников, стало потише, поспокойней. Особенно хорошо работают патрули из ХИМ и ХАГАНА - нового ЦАХАЛа, как из местных, так и из нашевременников. А вот в первые месяцы - много чего происходило. И во время освобождения Варшавы от фашистов, как рассказывали мне, радикалы из Хлопска Стражи и "рокошников" нас обстреливали, не разбирая и русского и своего, поляка. Словом, "шляхетский гонор во весь рост"! Рокошники-то понятно - шляхетская гордыня вокруг оглядеться не дает, а вот Хлопской Страже я просто удивляюсь - живи себе спокойно, работай - никто же тебя коммунизм строить не заставляет. Так нет, в лесных схронах живут и пальбу устраивают...
Я докурил сигарету, встал с скамейки, щелчком выбросил в ближайшую урну окурок - попал. И направился к моей машине - большегрузному грузовику "КАМАЗ".
Я сел за руль и сказал в динамик:
- Выезжаем на кирпичный завод, забирать стройматериал.
- Вас понял - отозвался пан Войтыла - сейчас передам команду...
Наши грузовики выехали с стройки и двинулись по улицам города. Первым шел мой КАМАЗ.
Я вел машину, поглядывая по сторонам. Какой, оказывается, красивой была Варшава до того, как ее разрушили в 1944 году немцы - ТАМ, в другом варианте истории. Тихие мирные дома, а вот восстанавливают поврежденный дом, вот промелькнули здания Старого рынка, статуя - сирена, символ Варшавы, грозно вздымает к небу обнаженный меч, вот там работают строители - возводят "Дворец славянской культуры" по заказу Польши, а вот и Парк Победы - памятник павшим при освобождении Варшавы от фашистов. Тихо шелестят своими ветками молодые березки, посаженные варшавскими детьми, а поодаль виден памятник - солдат с обнаженной головой...
Я склонил голову и зашептал молитву - многие мои однополчане, а также знакомые и товарищи по работе, как Нурредин, остались навечно на берегах сонной Вислы...