Александр Маслов, капитан Российской армии
С вертолетчиками я дошел до Франции. Война для меня закончилась в окрестностях Марселя в маленьком пригороде Мариньян. Немцы напоследок решили все-таки оккупировать южную часть Франции, но вслед за ними туда нагрянули и мы.
После нескольких дней, проведенных в окружении, в крупные переделки я почти не попадал. Почти потому, что один раз нашу небольшую колонну обстреляли под Веной. Влипли мы тогда сильно. На память об этой переделке у меня навсегда остался шрам.
Какие-то недопуганые немцы решили погеройствовать. Организовали засаду и довольно грамотно нас зажали. Правда, нас в машинах оказалось для них многовато и поголовное вооружение автоматами давало кое-какую фору, поэтому бой сразу перешел в патовое состояние. Мы не торопились его завершать, опасаясь лишних потерь, а немцы просто не могли с нами быстро разделаться. Исход боя решила проезжавшая мимо десантура. Она с ходу включилась в перестрелку. Стреляли десантники плотно, БМД по меркам сороковых вполне тянули на легкие танки, и немчура, поняв что им ничего не светит, драпанула. Явно не отборные вояки против нас были. Правда, закинуть гранату под нашу машину они все-таки успели. В тот раз у нас не обошлось без потерь. Двоих срочников мы не досчитались. Меня задело лишь слегка, спас бронежилет. Маленький осколок разодрал предплечье. Наш дохтур обошелся перевязкой и обезболивающим. Заодно и пообещал:
― До свадьбы заживет!
И ведь, блин, как в воду глядел!
Когда мне дали отпуск (уточнить по таймлайну когда это могло быть) и я повел Ленку в ЗАГС, рана давно зажила. Да, теперь я женатый человек! А скоро стану еще и отцом. УЗИ подтвердило, что ждем мы мальчика. Я почему-то, когда Ленка сказала о беременности, сразу решил, что это пацан, и тоже угадал!
Под занавес западной кампании мне дали еще одну звездочку, теперь я капитан. Карьера, блин!
С вертолетчиками, правда, по окончании боев на западе мне пришлось расстаться. Армию пока не демобилизовывали, но меня отослали обратно в КБ. Теперь я числился в штате Представительства Заказчика. Так называют в оборонке военные представительства на предприятиях. Обычно они занимаются приемкой продукции военного назначения и контролируют ее испытания. Меня, правда, к приемке не привлекали.
Наше КБ было буквально завалено работой. Срочно нужно было переделать все комплексы под имеющуюся элементную базу. Основной сложностью было то, что этой самой базы практически не было. Годы перестроек и реформ мало что оставили от электронной промышленности бывшего Союза. Она и раньше-то была не самой современной, но хотя бы могла производить почти все необходимое для хозяйства и обороны. А сейчас несколько уцелевших заводов срочно пытались воспроизвести западные элементы. У кого-то это с грехом пополам получалось, у кого-то не очень. Но всем на раскручивание производства требовалось время. А его как раз и не было. Техника нужна была еще вчера. Пока обходились какими-то запасами, перебрасывали элементы с гражданских заказов. Кое-что получили из того, что государство в первые дни после переноса изъяло у местных дилеров западных электронных компаний. Но всего этого было мало. Проблема с электроникой стояла как никогда остро.
К тому же возникла проблема переделки почти всех систем. Раньше заказы приходили неодновременно и была возможность перекидывать часть работников с темы на тему. А сейчас вдруг пришлось переделывать все сразу, да еще поддерживать выпуск части комплексов из импортных комплектующих, пока те не закончились окончательно.
Наверное, Вы не удивитесь, если я скажу, что КБ просто стояло на ушах, захлебываясь от свалившейся работы. В отделах появилось немало новых людей. Инженеров и программистов вербовали на фирмах и фирмочках, ранее занимавшихся разным ширпотребом. Интернет-программирование сейчас было востребовано куда меньше, чем программирование систем наведения.
А мне предстояло в войсках обслуживать системы, сляпанные в таком аврально-хаотическом порядке. Я не удивлюсь, если косяки в них будут вылезать раз за разом, ведь даже нормальные испытания проводить некогда.
Правда, война уже заканчивалась. На западе вылавливали бродящих по лесам немцев и их пособников, серьезных бои уже не велись. С другой стороны, в этом мире мы пока чужие, и что взбредет в голову «хозяевам», положение которых вдруг резко сменилось, из «крутых пацанов» они мигом превратились в «не слишком крутых», предсказать было трудно. Сейчас, пока мы не готовы, для них было бы самое время ударить.

Жизнь в тылу изменилась за эти месяцы сильно. Огромные магазины бытовой техники сейчас почти пустовали. Чаще всего в них продавались только какие-то советские пережитки, производство которых чудом не заглохло окончательно в бурные годы перестроек. Стиральные машинки типа «Малютка», какие-то допотопные кухонные комбайны и подобная техника вытеснила западную бытовую технику с полок всяческих «Эльдорадо» и «МВидео». Да и этой рухляди было мало. Например, телевизоров в продаже не было совершенно.
Глядя на это «изобилие» я лишний раз порадовался, что готовясь к семейной жизни, вовремя купил стиралку, холодильник и микроволновку. Когда они снова появятся в продаже, непонятно. А без телевизора придется обходиться, на него я до переноса еще не скопил, думал взять после свадьбы. Хорошо, что в компе есть ТВ-тюнер. Конечно, монитору-двадцатке далеко до современного телевизора, но что есть, то есть. Зато мой системник, купленный за пару недель до командировки, похоже еще долго будет мощнее, чем у всех знакомых.
Правда, президент, который в прежние годы всячески старался показать себя большим любителем всяких технологичных девайсов, обещал, что ситуация с бытовой техникой за год-другой наладится. В перенесенных странах находилось немало производств, собиравших холодильники, стиралки и прочую полезную в быту продукцию. Сейчас там пытались заменить импортные комплектующие и вновь запустить производство. Но цену обещаниям наших политиков все давно знают.
Обещал президент и то, что через три года наладят выпуск отечественных компьютеров. Он рассказывал в многочисленных интервью, что будут скопированы процессоры, которые фирма Intel собиралась представить в начале 2011 года. Несколько предсерийных экземпляров оказались в России и сейчас наши пытались их нагло «содрать». Хорошо бы не соврали!
Я, как и большая часть населения нашей страны, с детства привык относиться к правителям весьма критично. К Горбачеву и раннему Ельцину, за исключением недолгого периода его мегапопулярности, такое отношение у меня сформировалось с подачи родителей, а потом и сам начал кое-что понимать. Ну не было в России за крайние тридцать лет достойных правителей. Не добились они за эти годы практически ничего. И хотя Путин с Медведевым на фоне предшественников смотрелись вроде неплохо, моего скептицизма это не колебало. Наша история знала немало примеров, когда за двенадцать лет правители добивались куда больших результатов.
Конечно, иногда «нынешние» проявляли себя лучше моих ожиданий. Например, во время грузинской войны. Тогда мало кто думал, что наши решатся вступиться за Осетию. Да и после переноса они вели себя достаточно адекватно. Наверное, им приятно было наконец оказаться в положении, когда твои действия не могут ограничивать «зарубежные друзья». Став «хозяевами положения», они не мешали армии раскатывать немцев, и удержали ситуацию в тылу. Как мне рассказали родители и Ленка, первые недели после переноса цены на продукты резко пошли вверх. Как часто у нас бывает, многие решили «погреть руки» на происшедшем. Но таким «нагревателям» быстро дали и по рукам и другим частям тела. В результате цены стремительно упали к допереносному уровню.
Да и за коррупцию взялись неплохо. Когда мы с Ленкой пришли подавать заявление в ЗАГС я пытался договориться, чтобы нас не заставляли ждать обычный в такой ситуации месяц. Никто не мог гарантировать, что мне не придется срочно убывать к новому месту службы. Я по привычке хотел решить дело при помощи коробки конфет и был готов даже добавить к ним соответствующую финансовую начинку, но работники ЗАГСа отшатнулись от меня как от чумного. И, что характерно: взятку не взяли, но просьбу удовлетворили. Лишь заявление на срочное заключение брака написать пришлось, чтобы к ним не придирались при проверках.
О борьбе с коррупцией в новостях объявляли ежедневно. Раньше о ней тоже часто говорили, но больше о том, что нужно бороться, что создали очередную «комиссию по борьбе с коррупцией в комиссии по борьбе с коррупцией», а теперь все больше сообщали об арестах чиновников, депутатов и даже врачей с преподавателями, вымогавших взятки. На примере ЗАГСа эффективность такой пропаганды была вполне заметна.

Неделю после свадьбы мы прожили с Ленкой душа в душу. Медовый месяц, как-никак! Но дальше наслаждаться семейным уютом мне не дали. Обычным августовским днем, придя в родное КБ, я получил приказ готовиться к командировке. На сборы давались ровно сутки. Ехать, а точнее лететь, мне предстояло в Северодвинск. Единственное, что было более-менее ясно, это то, что обслуживать предстояло вертолеты Ка-27. Значит, теперь судьба забрасывает меня на флот. На военных кораблях мне пока бывать не приходилось.
Мобилизованный Ту-154, направляющийся в Северодвинск, до отказа забили мужики призывного возраста. Большая часть военные, а остальные хоть и ходили в гражданском, но явно имели к армии самое прямое отношение. Да и кто еще может лететь военным бортом в «судостроительную столицу» Северного флота?
Непонятна была лишь такая активность в северном направлении. На западе с немцами вроде разобрались. Конфликтов с Англией и США не намечалось. К чему такое внимание флоту?
Летели без промежуточных посадок. На аэродроме всех прибывающих быстро рассортировали по автобусам.
Так я впервые в жизни попал на судостроительный завод. Впечатление он на меня произвел ― мама не горюй! И даже не только масштабами или оборудованием. Главным было то, что огромная территория представляла собой то, что у нас в армии называли «пожар в бардаке во время наводнения». У причалов огромного Севмаша было отшвартовано несколько крупных военных кораблей, включая авианосец, и на всех на них, невзирая на позднее время кипела работа. Бегали в свете прожекторов сотни людей, сверкала сварка, огромные краны все время загружали что-то на палубы. Я еще ни разу в жизни не видел, чтобы у меня на глазах тысячи, если не десятки тысяч людей работали столь ожесточенно и напористо. Нигде не было видно ни перекуривающих рабочих, ни идущих вразвалочку инженеров. Нет, на кораблях люди действительно вкалывали.
Нас разделили на группы, каждая из которых отправилась на свой корабль. Теперь я оказался вместе с еще четырьмя военными: двумя старлеями и двумя лейтенантами. Судя по лицам, все недавно призваны из запаса.
Сопровождавший нас флотский лейтенант довел нас до трапа, перекинутого с пирса на корабль, и передал из рук в руки лейтенанту, дежурившему у трапа, произнеся только:
― В распоряжение командира вертолетной эскадрильи!
Лейтенант дал нам в провожатые матроса и тот довел нас до подполковника, который, стоя на верхней палубе, инструктировал нескольких офицеров.
― Товарищ подполковник, тут к Вам прибыли.
Подполковник обернулся и я узнал Зубатова. Он тоже меня заметил:
― А, старые знакомые!

Разместили нас в обычной казарме. С жилищными условиями в Североморске было туго. Наплыв военных оказался чересчур велик для не слишком крупного города.
Зубатов ввел нас в курс дела. Оказалось, что на Дальнем Востоке намечались проблемы с Японией. Она осталась очень недовольна потерей половины Сахалина и Курил. Информация, поступающая от остатков спутниковой разведки, сохранившихся после переноса, свидетельствовала о накоплении японцами резервов в Маньчжурии и прокладке дополнительных дорог к нашим границам.
Наши пытались подготовиться, но сил не хватало. Часть войск с бывшей китайской границы, а их и после всех реформ оставалось там еще немало, после переноса была переброшена на запад. Сейчас их уже старались вернуть на восток, но это требовало времени. Флот на Тихом океане тоже был не особо силен. Конечно, справиться с японцами он мог, но кораблей банально не хватало, чтобы быть везде. А распылять силы было нельзя ― небольшие группы японцы просто могли задавить числом.
А тут еще выяснилось, что при переносе часть кораблей Северного флота находилась в море и осталась где-то там, в 2010-ом, за границей переноса. Поэтому вопрос усиления Тихоокеанского флота стоял очень остро. На Тихий океан срочно отправили «Петра Великого», «Кузнецова» и все боеспособные крупные корабли Северного флота.
Теперь Северный флот фактически состоял только из подлодок и малых кораблей. Такая ситуация Россию устроить никак не могла. И прямо после переноса все корабли, которые числились в резерве, а, говоря по-простому, ждали разделки у стенок военно-морских баз, было решено в авральном порядке вернуть в строй, пусть даже ценой неполной боеспособности. Все равно у противника корабли послабее будут.
К тому же чья-то светлая голова вспомнила, что на Севмаше проходит переоборудование авианосец «Викраматидья», в девичестве ― «Адмирал Горшков», в юности ― «Баку». Поскольку других авианосцев в русском флоте все равно не было, и взять их было негде, пришел приказ за два месяца привести «Горшкова» (название вернуть не забыли) в условно-боеспособное состояние. Под этим новоизобретенным термином предполагалась возможность самостоятельно передвигаться и обеспечивать работу палубной авиации. На оборонительные системы откровенно «забили». Все равно авианосцы в одиночку не ходят, прикроют его при необходимости.
Помимо «Горшкова» на Севмаше сейчас собрались все наличные крупные корабли Северного флота. В ремонте числилась целая эскадра: авианосец, два тяжелых атомных ракетных крейсера, большой противолодочный корабль, два эсминца. Если удастся усилить флот на Тихом океане таким соединением, японцам придется туго.
Правда, один тяжелый крейсер, бывший «Киров», а теперь «Адмирал Ушаков», первенец серии из четырех кораблей, быстро вернуть в строй не получалось. Сейчас он, практически безжизненный, сиротливо простаивал у дальнего пирса. Рабочие команды на нем появлялись только для того, чтобы снять какой-нибудь узел для ремонта однотипного «Нахимова». Работы по «Кирову» были отложены до лучших времен.

Наше пребывание в Северодвинске не затянулось. Срок, отпущенный на ремонт кораблей, заканчивался. Через неделю авианосец вышел в Североморск. Авиагруппы на борту пока не было, но нас - тыловых специалистов по летной технике на берегу не оставили. На корабле мне выделили двухместную каюту, а вместе с ней соседа старшего лейтенанта Лешу Кольцова из Раменского, специалиста по навигационным системам истребителей.
Мы с ним раздавили «за знакомство и за совместную службу» купленную в Северодвинске бутылку коньяка, так сказать, познакомились.
Леша попал в армию почти так же как и я. После переноса его как офицера запаса направили из родного КБ устанавливать оборудование на истребители. Но, в отличие от меня, в действующей армии он не был, работал в тылу. Лейтенанта он получил после института, а по результатам западной кампании на его погоне к двум звездочкам добавилась третья.
Переход проходил в территориальных водах вблизи баз Северного флота, но, тем не менее, к обеспечению безопасности корабля отнеслись со всей серьезностью. Весь путь мы проделали под охраной малых противолодочных, малых ракетных кораблей и береговой авиации. Логичней, конечно, было бы охранять авианосец эсминцами и большими противолодочными кораблями, но боеспособных кораблей этого класса на флоте еще не было. Выходящие с ремонта еще не прошли даже сокращенной программы испытаний и не были освоены экипажами. Пока эти корабли сами нуждались в охране и переходить в Североморск они будут тем же порядком, что и авианосец. На всякий случай с нами шла и пара буксиров. Не дай бог у авианосца сдохнет свежеотремонтированная машина. Ведь не кораблям охранения его в таком случае тащить? У них своя задача.
Слава богу, помощь буксиров не понадобилась. Машины работали исправно. На переходе постарались погонять их посильнее: давали и полный ход, и малый, и задний, и реверсили на ходу. Программа испытаний, в связи с военным временем, была урезана по максимуму, вот командиры и старались лишний раз проверить корабль, пока он еще недалеко от завода. Лучше уж здесь выловить дефекты, чем в бою.
Переход прошел без приключений. Громада авианосца благополучно встала на якорь на рейде Североморска. И сразу же я превратился из праздного пассажира в офицера, имеющего четкую задачу. На борт начала прибывать авиатехника. Истребители пока базировались на берегу, а вот вертолеты сразу перелетели на корабль.
И сразу начался аврал. Большинство вертолетов относилось к «мобилизационному выпуску». Они были выпущены в экстренном порядке после переноса. Испытания мобилизационная техника проходила по самому минимальному варианту. Мало того, машины еще и комплектовались неопытными экипажами. Естественно, что поломки в подобных условиях были вполне закономерны.
Вертолетчикам тоже пришлось туго. Зубатов начал гонять их сразу, как только они оказались на корабле. Точнее, гонял он их наверняка и раньше, просто мне не довелось быть тому свидетелем. Теперь же вертолеты летали с палубы днем и ночью. Экипажи и техники учились вместе. Не успевала машина коснуться палубы, как ее начинали готовить к новому вылету.
На рейде корабль простоял совсем недолго. Через пару дней, пополнив запасы топлива, он вышел в море. Начинались ходовые, а заодно и все прочие, испытания. Для экономии времени их пришлось совмещать. Первый день в открытом море отрабатывались ходовые задачи. Погода нас не баловала, ветер нагнал волну, и полеты отменили. Но Зубатов все равно не оставил подчиненных в покое и приказал провести обслуживание вертолетов.
Авианосец опять сопровождали мелкие корабли, но теперь к ним добавился БПК «Адмирал Харламов». Его ремонт закончился быстрее, чем у авианосца и он уже успел пройти цикл испытаний. Присутствие БПК значительно облегчило жизнь охранению. В противолодочном плане он один был эффективней сразу нескольких малых «охотников».
А на второй день похода ветер поутих, волна стала меньше, и сразу же пришел приказ готовиться к приему самолетов. Корабль развернулся против еще довольно свежего ветра, личный состав выгнали с верхней палубы. Теперь оставалось только ждать. Мне повезло, поскольку я не входил в штат авиагруппы, а считался прикомандированным, и при этом не относился к группе обслуживания истребителей, то смог наблюдать первые полеты с корабля не из подпалубного ангара, а из надстройки, вместе с Зубатовым.
Первый МиГ-29 подошел к кораблю на бреющем. Наверное, он постепенно снижался, но я не имел доступа к радарам и мог наблюдать посадку только своими глазами. Сначала на горизонте у самой воды появилась точка, за которой тянулся еле заметный дымный след. Потом она на глазах выросла и обрела очертания самолета. Истребитель быстро нагнал корабль, прошел над самой палубой и пронесся вперед.
Я не видел себя со стороны, но наверное был удивлен не меньше окружающих офицеров. Зубатов, уже имевший опыт службы на авианосцах, успокоил нас:
― Все в порядке. Сначала будут делаться пробные заходы. Посадочное оборудование корабля проверяют.
А МиГ снова заходил на корабль. Еще раз пять-шесть он проносился над палубой, почти задевая настил. И вот в очередной раз он совершенно неожиданно коснулся ее края, зацепил крюком тросы аэрофинишеров и вдруг резко начал тормозить. Только тут мы заметили, что это не имитация посадки, а реальное приземление. Система торможения отработала штатно и вот уже первый самолет замер на палубе.
По кораблю пронеслось единодушное «ура!», подхваченное не одной тысячей голосов. Выбравшегося из кабины летчика подхватили на руки и начали подбрасывать в воздух. Теперь в русском флоте два авианосца!
«Качали» пилота недолго. В воздухе над кораблем уже кружил второй МиГ. Первый быстро убрали с палубы на подъемник и спустили в ангар. Большой необходимости в этом не было, можно было просто откатить его из полетной зоны на верхней палубе, но испытания так испытания, заодно и работу подпалубных служб проверят. Второй самолет проходил над кораблем дважды, а на третий раз аккуратно притерся к палубе и затормозил на финишере. Его тоже убрали в ангар. Никакого обслуживания там не проводилось, самолеты в нем не нуждались. Даже заправки не требовалось, до берега лететь пока всего ничего, а баки «мигов» еще не опустели.
Через полчаса обе машины снова стартовали с корабля и улетели на сушу. После этого полеты истребителей стали обычным явлением. Самолеты и днем и ночью приземлялись и взлетали с корабля. Постепенно летчики обживали ангар. Машины перестали улетать на берег и начали «жизнь» на авианосце. Через две недели, когда мы возвратились в Североморск, на корабле уже имелось десять вертолетов и девять истребителей. Остальной состав авиагруппы ожидался со дня на день. Летчики, переведенные из ВВС в палубную авиацию, сейчас учились в Крыму на тренировочном комплексе, имитирующем палубу корабля.
Всего на «Горшкове» планировалось держать двадцать истребителей МиГ29К и двенадцать вертолетов: десять противолодочных Ка-27 и два вертолета радиолокационного дозора Ка31.
Корабль мог бы вместить и большую авиагруппу, но больше палубных самолетов в России не было.

Рейд Североморска за время нашего отсутствия обзавелся новыми «жильцами». Еще на входе в бухту я заметил стоящий на якоре крупный корабль. Явно не наш, местный. Ни ракетных установок, ни нагромождения антенн, ни вертолетных площадок. От современного флота на нем был лишь андреевский флаг, безжизненно повисший на кормовом флагштоке. Кстати, а кого это принесло? История флотов это один из моих интересов, но все же большим знатоком я себя не считал. Надо попробовать его опознать.
Так, у этого плавсредства четыре двухорудийных башни, высокий нос, седловатый корпус. Неужели сам «Тирпиц»? Он ведь должен быть еще целеньким. Ни Лунин, ни британские тяжелые бомберы по нему пока не отметились.
Но в базе были и другие корабли. В бухте стоял тяжелый крейсер «Нахимов». Наверное, северодвинцы закончили и его ремонт. Теперь его черед выходить на испытания. А за ним виднелся еще один «местный» корабль. Позаимствовав у одного из знакомых морских офицеров бинокль, я постарался получше его рассмотреть. И сразу понял происхождение артефакта. Две четырехорудийных башни главного калибра на носу и несколько среднего на корме. Такую схему расположения артиллерии практиковали только французы. Значит, перед нами один из четырех новых французских линкоров: «Дюнкерк», «Страсбург», «Ришелье» или «Жан Бар». Впрочем последний вряд ли. Он хоть и был спущен на воду и угнан из Бреста в Африку, чтобы не достаться немцам, но достраивали его уже после войны. Еще больше меня удивил андреевский флаг на линкоре.
Уже вечером Зубатов, вернувшийся с берега, сообщил новости. В Североморск действительно пригнали два трофейных линкора: «Тирпиц» и «Страсбург». Первый чистый трофей, а второй продан России правительством Петэна. На мой вопрос:
― А на кой нашему флоту такая древность?
Последовал немедленный ответ.
― Ну хорошо. Положим, встретим мы в море вражеский отряд, подобравшийся к нам на пушечный выстрел. И что делать будем? Ну, положим, от пары эсминцев или даже легких крейсеров мы отстреляемся. Все-таки у нас на кораблях стабилизированные скорострелки и системы управления огнем будут получше местных. А коли тяжелые крейсера встретим или, не дай бог, линкоры? Да еще в мертвой зоне для противокорабельных ракет? Наши стотридцатки их броню только поцарапают, а небронированные части у крупных кораблей Второй Мировой можно долго корежить. Вот и пойдет с нами «Страсбург», глядишь, и прикроет от японских линкоров.
― От них прикроешь! «Ямато» его потопит и не поморщится!
― Ну, во-первых, «Ямато» у японцев пока всего один, в лучшем случае второй появится в ближайшее время.
― У них и другие линкоры есть.
― А во-вторых, в такой ситуации задача артиллерийского прикрытия не утопить японца, а задержать и дать возможность остальным кораблям отбежать и отстреляться по гаду ракетами, ну или самолеты поднять. Ну, и в-третьих, дураками тоже быть не надо, и не нужно подпускать японцев на выгодную им дистанцию.
― И «Тирпиц» с нами пойдет?
― Вряд ли. На «Страсбурге» большая часть экипажа французы, оформленные как добровольцы. Наши еще только учатся новую технику использовать. А на немецкий экипаж мы, по понятным причинам, положиться не можем. Боюсь, что осваивать немца наши будут слишком долго. Поэтому и другие трофеи сюда не потащили. Их сразу погнали в Питер, на модернизацию. Ракеты поставят, ПВО нормальную.

В Североморске мы простояли всего пару дней и вновь ушли в море. Испытания продолжались. Вышли в прежнем составе, но к отряду добавились крейсер «Нахимов» и эсминец «Гремящий». Им тоже предстояло пройти испытания.
За время стоянки мне так и не удалось съездить на берег. Зато смог полюбоваться на «Тирпиц», он стоял совсем рядом с нами. Линкор срочно перекрашивали в расцветку, принятую в российском флоте. Красивый у немцев вышел корабль, нельзя не признать. Теперь он будет называться «Измаил». Линкорам решили присваивать имена в честь побед русского оружия. Бывший французский «Страсбург» переименовали в «Петропавловск», хотя, как утверждали «знающие» люди, сначала была идея назвать его «Бородино». Вот бы французы в его экипаже порадовались! Еще два линкора, формально числившихся в составе Северного флота, трофейные «Шарнхорст» и «Гнейзенау» стали «Севастополем» и «Гангутом». Какая судьба постигла «карманные линкоры» и тяжелые крейсера немцев я не знал.
На этот раз мы провели в море целых две недели. За это время к отряду присоединился еще эсминец «Расторопный». Больше кораблей из Северодвинска не ожидалось. «Ушаков» требовал капитального ремонта, который займет минимум года три. К тому же сейчас он вообще сильно разукомплектован для обеспечения ремонта «Нахимова» и дооснащения «Петропавловска».
С «француза» сняли башни среднего калибра, а вместо них поставили ушаковские «Кортики» и его же башню с пушкой-соткой. Делалось это, конечно, наспех, на живую нитку, и как подобная «самодеятельность» будет работать, никто с точностью спрогнозировать не мог. Но лучше уж иметь хоть какую-то более-менее современную ПВО, чем не иметь вообще никакой. Зенитки конца тридцатых годов в нашем флоте за противовоздушную оборону уже не держали. Пристроили на линкор современные радары, системы связи, навигации и несколько АК-630, сняв французскую радиоаппаратуру и зенитки. Систему управления огнем главного калибра тоже постарались модернизировать. Убрали с корабля катапульту для гидросамолетов, а ангар приспособили для базирования двух вертолетов.
Ремонт «Петропавловска» занял как раз те две недели, которые мы провели в море. В очередной выход он уже шел с нами. Теперь отряду кораблей предстояло отрабатывать совместное маневрирование и провести боевые стрельбы. Несколько дней над Баренцевым морем летали ракеты и снаряды, строчили зенитные автоматы, грохотал главный калибр линкора.
Совершенно неожиданно мне пришлось наблюдать эту картину с борта «Петропавловска». На нем базировались два противолодочных вертолета, на одном из которых внезапно забарахлил поисковый комплекс. Меня отрядили разобраться и устранить повреждение. На линкор я добрался на вертолете. Оба «камова» на «французе» тоже относились к мобилизационному выпуску, их переделали из задела под экспортные Ка-32. Повреждение в системе оказалось достаточно серьезным, пришлось заменять блок, который, слава богу, был в ЗИП-е. Провозился я с ним целый день. Пока нашел неисправный блок, пока заменил. В итоге получилось так, что я застрял на борту линкора на несколько дней. Гонять вертолет ради моей скромной персоны никто не собирался, оказии никак не было, а катером добираться до довольно далеко идущего авианосца в открытом море ― удовольствие малоприятное.
Вот так я и оказался гостем на борту линкора. Так как я считался прикомандированным в распоряжение его командира, капитана первого ранга Соловьянинова, то наблюдал я ход учений преимущественно из боевой рубки. Вид оттуда открывался просто великолепный. До этого мне никогда не приходилось бывать в рубках боевых кораблей, тем более в открытом море. Надстройка у линкора довольно высокая, обзор оттуда просто великолепный. Особенно впечатляюще выглядел нос корабля, уверенно разрезающий волны Баренцева моря и две линейно-возвышенных башни с четырьмя 330-миллиметровыми орудиями каждая.
Французский линкор был развитием проекта «Дюнкерк» скоростного линкора относительно небольшого водоизмещения. Он отличался от прототипа чуть большим водоизмещением и значительно улучшенным бронированием. Как развитие этого проекта французы построили еще два линкора «Ришелье» и «Жан Бар» значительно больших, со значительно усиленным вооружением, усовершенствованным бронированием и еще более высокой скоростью. Наши моряки, когда появилась возможность «приватизировать» один из французских линкоров, «капали слюной» как раз на два последних. Но «Жан Бар» еще числился недостроенным, а «Ришелье» получил значительные повреждения в бою со Средиземноморским флотом Великобритании. Тогда после капитуляции Франции англичане, не желая допустить, чтобы французский флот попал в руки немцев, без объявления войны атаковали эскадру своего бывшего союзника в МерсэльКабире, военно-морской базе на побережье Северной Африки. Не ожидавшие такого вероломства французы понесли тяжелые потери. «Ришелье» практически утратил боеспособность, еще несколько кораблей затонули или получили тяжелые повреждения. «Страсбург» единственный из французских линкоров сумел прорваться через боевой порядок английской эскадры и, оторвавшись от преследования, уйти в Тулон. Сейчас высокая скорость корабля была как нельзя кстати. Она позволяла ему действовать вместе с современными кораблями.
Тем временем, учения продолжались. Постоянно летала авиация с «Горшкова», малые корабли откуда-то из-за горизонта постоянно присылали подарки в виде крылатых ракет-мишеней, проверяя на прочность ПВО соединения. Ни одной ракете так и не удалось прорваться через зенитный огонь. Даже линкор ухитрился сбить две ракеты новообретенными «Кортиками». Одну завалили двумя зенитыми ракетами, другую ― очередью малокалиберного автомата. Видели бы после этого довольное лицо командира! Как кот, объевшийся сметаны! Еще бы, ведь наспех поставленные ЗПРК никто всерьез не воспринимал.
А потом пришел черед пострелять и главным калибром. Фактически это было не только обучением расчетов, но и испытанием наспех сварганенной системы управления огнем. Ведь в России не было готовой системы управления огнем крупнокалиберной артиллерии. А французская наших специалистов не устроила. Все-таки техника за прошедшие десятилетия ушла далеко вперед.
Новая система использовала вместо старых дальномеров радары, лазерные дальномеры, компьютеры в качестве баллистических вычислителей и информацию от инерциальной навигационной системы для определения параметров качки. Теперь предстояло оценить, что же из этого экспромта получилось. Для испытаний флот выделил специальную мишень ― старую баржу с деревянными макетами надстроек. Тащил ее на длиннющем тросе мощный буксир. Чтобы жизнь артиллеристам не казалась медом, первую стрельбу проводили в сумерках.
Ни техника, ни люди на ней работающие не подвели. Радар своевременно обнаружил на горизонте цель, лазерный дальномер уточнил расстояние с минимальной погрешностью, а потом загрохотали пушки. Я не знаю, каково было мишени, но меня первый же залп почти полностью лишил слуха. Хотя я, своевременно предупрежденный, не забыл открыть рот, но грохот от залпа четырех орудий был такой, что ушах звенело еще долго. За залпом первой башни последовал залп второй, а потом загрохотали обе разом. Насколько я помнил принципы стрельбы корабельной артиллерии, это означало, что пристрелка закончилась и пора переходить к стрельбе на поражение с максимальной скорострельностью. Дав три полных залпа, артиллерия замолчала. Результатов стрельбы я знать не мог, темнота и расстояние надежно скрывали цель. Но тут пришел доклад:
― Цель поражена, баржа затонула.
Стволы поползли в диаметральную плоскость.

Русско-французский экипаж на линкоре сработался неплохо. Русских было чуть больше половины. Объяснялись между собой кто как мог. Где могли подключали переводчиков, чаще обходились жестами. Мне для ориентирования на корабле придали молоденького артиллериста Себастиана Лефрансуа. Наши звали его Бастиан. Состоял он в звании мичмана и русского не знал совершенно. Пришлось вспоминать, чему меня учили в школе, и небольшую языковую практику за время недолгого пребывания в освобожденной Франции.
Меня на линкоре временно разместили в каюте, которую занимали инженеры, занимавшиеся монтажом системы управления огнем главного калибра. Спустившись к ним после стрельб, я увидел, что старший группы, Витя Сергеенко докладывает кому-то по спутниковому телефону.
― Да, отстрелялись!
Ответов я не слышал, но, судя по фразам Виктора, их аппаратура отработала отлично.
― Да, на максимальную дальность, сорок километров. Все штатно. Попали со второго залпа. Радар отлично «читает» всплески. Ну куда он денется? Если стотридцатки ловил, то уж тринадцатидюймовки и подавно! Записи и замечания посылаю файлом. Готовьте новую версию софта.
В каюте собралось немало народу. Помимо инженеров, вокруг накрытого стола сидело десятка полтора артиллеристов, как наших, так и французов. Лица у всех были страшно довольные, еще никогда линкор не стрелял так хорошо на максимальную дальность. Все ждали, пока Витя закончит разговор с начальством и присоединится к застолью.
Нас с Бастианом, непосредственно не участвовавших в стрельбах, тоже затащили за стол. Виктор, наконец, оторвался от телефона.
― Начальство поздравило нас с успешным проведением стрельб!
От артиллеристов поднялся высокий и худощавый офицер с погонами капитан-лейтенанта. Говорил он по-русски без единой запинки, но заметно грассировал, «р» произносил в нос, как это делают французы.
Вася, один из инженеров, сидевший рядом со мной, пояснил шепотом:
― Он из эмигрантов. После революции маленьким попал во Францию. Там поступил на службу во французский флот, а потом, как говорящий по-русски, вместе с линкором достался нам.
Капитан-лейтенант рассказал, что он еще никогда не видел такой успешной стрельбы, понадеялся, что в бою мы будем стрелять не хуже, и в завершение речи извлек откуда-то несколько бутылок шампанского. Надо сказать, что такого вкусного игристого вина я до этого дня не пил.
Посидели мы в тот вечер очень хорошо…

А на следующий день, наконец, представилась транспортная оказия. Вертолет, возвращавшийся с патрулирования, «заглянул» на линкор и забрал меня обратно на авианосец.
Наше пребывание на севере заканчивалось вместе с учениями. Корабли еще раз дозаправились, пополнили подрастраченный боекомплект и вышли на восток. Нам предстояло пройти по Северному морскому пути и в максимально короткий срок прибыть на Тихий океан. На всякий случай соединение даже сопровождал атомный ледокол. Ледовых заторов на пути не ожидалось, лето все-таки, но командование решило подстраховаться.
В самом начале пути нас догнали еще два корабля: ракетный крейсер «Москва» и артиллерийский крейсер «Михаил Кутузов». Черноморское усиление для Тихого океана. Ракетный крейсер был однотипен тихоокеанскому «Варягу» и северному «Устинову», а «Кутузов» относился к первому послевоенному семейству крейсеров и имел чисто артиллерийское вооружение. Из всего большого семейства он один пережил «перестройки», долгое время оставаясь на консервации на Черном море. После переноса его срочно сняли с хранения, предполагая использовать так же, как и линкоры для прикрытия ракетных кораблей. После ухода этого отряда на Черном море тоже не осталось крупных кораблей, за исключением спешно достраиваемого в Николаеве ракетного крейсера «Украина». Заложенный при Советском Союзе, и почти достроенный к его развалу он на двадцать лет застрял у стенки завода из-за отсутствия у украинского правительства средств на достройку. Сейчас деньги вдруг нашлись. Российские предприятия срочно допоставили недостающее и провели капитальный ремонт установленного двадцать лет назад оборудования. Через несколько месяцев корабль должен войти в состав объединенного флота ЕАС.
Ничем особенным переход по Северному Морскому пути мне не запомнился. Шли в отрытом море, никуда не заходили. Постоянно проводились учения. После Берингова пролива отпустили ледокол и пошли уже в боевом порядке. В Тихом океане существовала реальная опасность от японских подводных лодок. Технически они, конечно, давно устарели, но главное, что их было много, а при определенном везении, они могли рассчитывать и современный корабль потопить. Поэтому теперь корабли постоянно прослушивали глубины, а вокруг барражировали вертолеты. Однако, обошлось. Через одиннадцать дней достигли бухты Крашенинникова, базы Тихоокеанского флота на Камчатке.
Отсюда нам предстояло действовать против японского флота.

Александр Маслов, капитан Российской армии.
День второй. Тихий океан.
К концу первого дня я умаялся до невозможности. Работали мы посменно, и к ночи, когда пришла моя очередь отдыхать, я просто упал на койку и уснул как убитый. Ни свист реактивных двигателей, ни рев вертолетных турбин мне не мешали. Привык.
Но разбудил меня не поставленный загодя будильник. В рев двигателей внезапно вплелся посторонний грохот. Я скатился с койки и, наспех одеваясь, кинулся в ангар. Не успел еще выскочить из каюты, как грохот повторился. Даже не проснувшемуся до конца сознанию стало ясно, что это стартовый двигатель ракеты. Последнее время у нашего отряда было слишком много практики, чтобы спутать его с чем-нибудь. Неужели японцы сумели за ночь подобраться так близко, что по ним уже бьют ракетами?
Влетев в ангар, я кинулся к дежурным пилотам.
― Что случилось?
― Ничего страшного! Подлодку засекли, «Харламов» по ней отработал.
Я выдохнул. Никакого нападения не было, лодки искали целый день, и вот, видимо, нашли.
― На этот раз не ошиблись?
― Нет! Подловили лодку четко. Прямо на нас шла.
Вернувшийся вертолет подтвердил уничтожение субмарины.
― На поверхности куча мусора и пятно соляры, ― рассказал пилот. ― Отстрелялись на отлично!
Получается, что войну на море начали мы, а не японцы. Но оказалось, что это не совсем так.
Спутниковая группировка России, и так не слишком многочисленная, после переноса поредела еще сильнее. Большинство космических аппаратов осталось в двадцать первом веке. За прошедшее время, конечно, кое-что запустили, но этого явно не хватало. Круглосуточного наблюдения за территорией Японии имеющиеся спутники не обеспечивали. И когда утром разведывательные Ту-22 провели контрольный облет вражеских портов, то оказалось что десанта там уже нет. Ночью он вышел в море. Японцы все-таки решились!
Вслед за первой субмариной наши вертолеты подловили и закидали торпедами вторую. На этот раз они справились самостоятельно, без участия кораблей. Становилось понятно, что лодки целенаправленно охотятся на наш отряд. Иначе, чего им шляться в одном районе целыми толпами?
Второй день войны стал днем подводной угрозы. Прошло всего пару часов с момента потопления второй лодки, как пришло сообщение, что еще одну укатали патрульные Ил-38. И она тоже двигалась к району, где маневрировало наше соединение. Такая тенденция вызывала опасения. Похоже, японцы примерно представляли, где мы находимся, и пытались навести на нас субмарины. Пока неясно, была ли поставлена подводным силам задача атаковать, но с нашей стороны приказ топить любые неопознанные лодки выполнялся четко.
Вертолеты и экипажи снова работали на износ. Им приходилось постоянно носиться вокруг ордера кораблей, раз за разом окуная свои сонары.
Не оставались без дела и корабли охранения. Теперь наиболее слабые в противолодочном плане «Горшков» и «Петропавловск» шли колонной в середине ордера. Линкор держался почти за кормой авианосца. Остальные корабли разбежались в разные стороны. «Нахимов», конечно, крупный корабль, но его проект начинался именно как противолодочный, поэтому гидроакустика у него весьма неплохая. Его и выслали в головной дозор. Заодно он стал и вынесенной вперед позицией ПВО, столь дальнобойных зенитных ракет не было больше ни на одном корабле соединения.
Замыкающим держался «Харламов». Его могучая акустика вообще не давала подлодкам сороковых никаких шансов. А на флангах шли эсминцы. Как противолодочные корабли они слабоваты. При проектировании эсминцев типа «Современный» не удалось впихнуть в один корпус все необходимое, серьезной гидроакустической станцией пожертвовали ради сильных ударных комплексов и ПВО. Оставили слабенькую акустику, пригодную лишь для самообороны. Но слабенькой она была по меркам конца двадцатого века. Против лодок императорской Японии должно было хватить и ее.
В этот день вертолеты еще трижды обнаруживали подозрительные контакты, но они так и не подтверждались. То ли японцы научились уклоняться от преследования, во что верить не хотелось, то ли действительно в глубинах шли какие-то естественные процессы, привлекавшие нашу акустику.
На закате я выбрался на верхнюю палубу из ангара на «перекур». Собственно перекуривали только курильщики, остальные просто дышали свежим морским воздухом и любовались видами океана. И тут два дежурных вертолета резко рванули с палубы.
― Куда это они так помчались?
Мы бы так и остались в неведении, но мимо как раз пробегал куда-то лейтенант, объяснивший нам причину переполоха.
― За кормой запеленговали неизвестную радиостанцию! Удаление миль двадцать. Видать подлодка!
― Вот теперь можно быть уверенным, что японцы знают наше местоположение, ― подытожил один из куривших, пожилой капитан-лейтенант, и сплюнул за борт.
― Да, теперь надо держать ухо востро!
Народ начал расходиться. Версия о том, что нас обнаружили, подтвердилась. Подлодку обнаружили, далеко уйти она не успела. Торпеды с вертолетов не пропали даром. Но задачу свою выполнила. Как показали дальнейшие события, японцы узнали координаты отряда.
На рассвете следующего дня нас атаковали…

Александр Маслов, капитан Российской армии.
День четвертый. Тихий океан.
О том, что творилось при налете вокруг кораблей, мне рассказал Леша Кольцов.
― Тут была такая каша! Японцев через истребители прорвалось сотни две. Ракет на всех не хватило, пришлось даже зенитными автоматами самых ретивых достреливать. Правда, таких было немного. Основная масса драпанула гораздо раньше. Быстро поняли, что до нас не добраться!
Позже я узнал о подробностях налета и от Зубатова. Он участвовал в разборе полетов, устроенном адмиралом. Впечатлений у него осталось море, а я очень удачно попался ему под руку с вопросом о том, как все прошло, и как это японцы смогли так хорошо организовать налет.
― Ну организовали они его не идеально. Группы подходили не одновременно. С южного направления атака вообще запоздала. Остальных уже отогнали, а эти еще только подошли.
― Да, я видел на радаре. Но ведь и техника у них не самая лучшая, связь хромает, о навигационных системах не приходится и мечтать! Где уж тут идеально действовать по нашим-то меркам?
― Ну, для своего уровня действовали они действительно прилично. Гораздо лучше, чем от них ожидали. Скажу даже больше. Тактически они нас переиграли. Недооценили адмиралы японцев, реально недооценили!
― А как они все-таки нас нашли?
― С этим как раз все ясно. Вчерашнюю подлодку помнишь? Противолодочники наши теперь долго сесть не смогут. Адмирал оторвался на них по-полной. Вазелин не помог.
― Нас не задело?
― Так, слегка рикошетом. Мы ведь сейчас люди подневольные, куда пошлют, туда и летим. Поэтому отвечают те, кто посылает.
Судя по виду Зубатова, ему действительно на разборе не досталось. Вряд ли после большого разноса можно так быстро придти в себя. Хотя, может быть, выручает многолетняя армейская практика? Ведь, судя по рассказам его бывших сослуживцев, с которыми мне приходилось общаться на гражданке, залеты у него случались часто, особенно по молодости. Беспокойный у него характер, веселый слишком.
― Но ведь ту лодку благополучно утопили! И сколько часов после этого прошло?
― Время прошло, а вот район патрулирования нам задан очень ограниченный. Адмирал уже ругался с главным штабом, потребовал его срочно расширить. Мы же по сути на одном месте крутимся.
― Но все равно, чтобы спланировать звездный налет нужно точно знать куда лететь. Района для этого недостаточно!
― И тут все понятно. Японцы провели доразведку с помощью с бортовых радиолокаторов.
― Авиационных?
― Да.
Вот теперь я удивился по настоящему.
― Андрей Владимирович, это точно? У японцев с радиотехникой было очень туго, даже на крупных кораблях локаторы всю войну оставались редкостью. А уж авиационные, если мне склероз не изменяет, они даже с немецкой помщью так и не осилили. В сорок первом их точно быть не могло!
― Опять правильно. Разведчики то же самое говорили. Есть версия, что с японцами поделились англичане. В Маньчжурии среди трофеев уже нашли некоторые образцы британского вооружения, которых у японцев быть никак не могло. Хоть у них и стоит на вооружении немало английского оружия, но в основном всякое старье. Дружба горячая между бриттами и японцами уже кончилась, дело к войне шло. А тут вдруг попадается местный хайтек.
― Неужели эти летающие радары не завалили?
― Завалили, естественно. И помехами забили оперативно. Но что-то разглядеть и передать они все-таки успели. Но даже не это самое удивительное. Японцы ухитрились организовать противодействие нашим средствам обнаружения. Пассивные помехи раскидали, активными давить пытались. Явно кто-то слил им информацию из будущего. Не просто так они до всего этого додумались!
― Неужели они смогли забить наши радары? Я вроде не видел особых помех.
― Нет, конечно, не забили. Слишком большой отрыв по технике. Против современных радаров их доморощенная РЭБ еще не пляшет. Самым результативным было использование ракет-ловушек против тепловых головок. Хотя тоже не особо помогло. Может пару-тройку ракет они с курса и увели, но погоды это не сделало.
― И на что они только рассчитывали?
― А вот это ты зря! Не будь в воздухе «мигов», засекли бы их, идущих на предельно малых, километров за тридцать-сорок. Никто же он них не ждал столь прогрессивной тактики. И могло нам просто не хватить времени на реагирование. Большую часть все равно бы посбивали, но кто-нибудь сумел бы отбомбиться. А нам нескольких попаданий может хватить, чтобы утратить боеспособность. Чай, брони на современных кораблях почти нет.
― Да, невесело!
― Ничего. Один раз на грабли наступили, теперь умней будем! Кстати, иди отсыпаться, ― и увидев мою удивленную физиономию, добавил. ― На ночь назначен матч-реванш. Адмирал не хочет затягивать с возвратом долга!